– Миша, пойдем домой.
– Уйди, Белка.
– Ну чего это?
– Побить тебя хочется. Лучше я пойду погуляю. От греха подальше.
– Ну и хорошо. Пойдем домой, побьем меня быстренько, накааажем хорошенько, пошли.
– Не будь дурой, а.
– Ну я дура, дура набитая, ну прости меня! Ну пойдем домой, я тебя прошу, пошли, мой хороший, пошли.
Белка тянула его за руку, пока он не оторвался от столба и не побрел за ней. Бармен из-за стойки показал ему пальцами «Ок» и подмигнул. В номере роз на полу уже не было, Михаил подошел к окну, распахнул его и высунулся наружу, Белка сзади обняла его за плечи.
– Ну что, Мишутка, успокоился? Все хорошо. Ничего же и не было.
– Не было?! А ты хотела, чтоб было! – Михаил развернулся, схватил девушку за шею, нагнул ее вперед, в окно, задрал юбку и от души ляснул по заднице.
– Ну мне же больно!
– А ты как хотела?!
– Ну я не так хотела!
Он сдвинул в сторону стринги и резко вошел в нее, продолжая держать за шею.
– Так?!
– Ой, так! Ой, Мишенька, протк… нешь меня совсем! Ооой, по… жа… лей… бед… ную… де… воч…ку… от… пус… ти… на по… ка… янье!
– Я вот тебя отпущу! Птицу! Поле… тать ей… за… хо… те… лось! На… ле… во!
– Ну я ни… бу… ду боль… ше! Ни… ка… да! Ой, уже теку вся! Сду… вайся, из… верг! Все, не мо… гу боль… ше! Пус… ти!
Михаил отодвинулся, вытер пот со лба тыльной стороной ладони и услышал за окном нестройные аплодисменты, выглянул – человек десять зевак смотрели на их окно и хлопали. Вот ты, блин, французы!
Они лежали на кровати, Белка гладила ладонью грудь и плечи Михаила.
– Давай поспим, Миша, поспи, мой хороший, мой родной, спи, засыпай, я тут, с тобой, я всегда буду с тобой, всегда буду тебя любить, все хорошо. Жаль только, что ты карточку порвал.
– Ты что, опять?!
– Ну нет, ты что! Просто девчонкам бы показала. А так они ни за что не поверят! Про графа.
– Белка, щас еще получишь!
– Ну все, все, я пошутила, спи.
Михаил проснулся и резко открыл глаза – Белка смотрела на него.
– Мне приснилось, что тебя нет.
– А где же я могу быть, глупый?
– Ушла. Уплыла на яхте.
– Да вот она я, никуда я от тебя не денусь.
– Ты меня любишь?
– Ну конечно, дурачок ты мой родной!
– Прости меня, Белка.
– За что?
– Нууу… скандал устроил.
– Да ничего, мне приятно даже.
– По заднице получить?
– Так ты ж от рееевности! Прямо тигр был какой-то! Я аж боялась тебя! Никогда тебя таким не видела. Может, ты меня любишь, а?
– Ты знаешь, я как-то так представил: я отошел на минутку, а тут набежали всякие, цветами тебя завалили, подарками задарили и увели у меня. И нет тебя. Навсегда. И я опять один, Мишка Дуридомов…
– Да не нужны мне никакие цветы-подарки! Только ты, Дуридом, и нужен. Я ж тебя первая нашла. Ты забыл?
– Ну нашла. Меня. Потом еще кого-нибудь нашла. С усами.
– Ну перестань, Мишутка, ну что ты все не успокоишься никак. Мне и так с тобой хорошо, без усов. И с ним хорошо. Мы его любим. И тебя любим. Не, Мишка, ну хватит, ну ты что, прячь его, ну сколько можно! Давай бегом в душ!
– А ты?
– А я потом. Я с тобой знаю уже, что будет. Потом.
– Пойдем кофе пить? Голова дурная совсем.
– Ох и дурная! Но любимая. Давай быстренько, да пойдем гулять.
Они выпили кофе с вишневым тортом на террасе кафе и двинулись в сторону от моря по Avenue Jean Médecin. Михаила успокаивал уют старого города, дома позапрошлого века, маленькие кафешки и их посетители – не было очередей, суеты, спешки. У девушки же все вызывало восторг: трамваи, похожие на скоростные поезда, пальмы, витрины магазинов, куда они заходили, – Михаил терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу. Больше всего Белку поразил парфюмерный магазин глубиной в целый квартал – тысячи волшебных флаконов манили ее, звали, предлагали побрызгать на себя и купить. Она никак не могла выбрать, мучилась, благоухала уже вся как цветочный рынок от бесконечных проб и, в конце концов, выбрала «J'Adore», вспомнив, как была одета Inna в клипе с таким же названием – это была одна из ее любимых песен; девушка на кассе дала ей на выбор три пробника, что привело ее в состояние, близкое к экстазу, когда она узнала, что их раздают бесплатно. Дальше по тротуару она двигалась вприпрыжку, останавливалась, чмокала Михаила то в щеку, то в ухо; так они шли, пока их не накрыла тень собора.