– Домой ушёл!

Осторожно ступая по глубокому снегу, Артём обогнул здание и скрылся из виду. Санитары переглянулись; Куликов покрутил указательным пальцем у виска.

Света стояла на том же месте, глядя вслед спешащей к остановке женщине с девочкой на руках.

– Так это была ты?!– выдохнул Артём, благоговейно разглядывая стоявшую к нему спиной хрупкую фигуру в белом халате и длинные светлые волосы.

– Что я?– спокойно спросила Света.– Я просто шла по коридору, и мне навстречу выбежала девочка. Я завернула её в одеяло и отнесла бабушке. Вот и всё.

– Угу!– буркнул всё ещё слабо соображавший Артём.– А ты никого там не видела больше? Лану, например.

– Никого, не считая маленького чёрного котёнка.

Артём откашлялся.

– Э… Я вот тут подумал…

Странное происшествие в подвале неожиданно придало Артёму несвойственную ему смелость.

– Знаешь… Я… один живу… Мать год назад умерла от рака, отца я вообще не знал… Может… Скучно одному… Давай куда-нибудь… Ну там, поужинать. Или в кино сходим.

– Не сегодня.

Он понимал, что его заплетающийся язык производит на даму не слишком приятное впечатление, но не мог удержаться.

– Ты дашь мне свой телефон?

Артём даже удивился, как легко он произнёс когда-то необыкновенно трудную для него фразу.

– У меня нет телефона.

– Как это так- нет?!

– А вот так- нет.

– И электронной почты?

– И электронной почты.

– И странички…

– И странички! Я сама тебя найду.

Артём вздохнул.

– Я буду ждать.

Он внимательно посмотрел на неё.

Девушка стояла к нему спиной, и потому он не мог видеть, как её лицо на несколько секунд стало золотистым, а глаза изогнулись. Совсем как на плакате.

Театр размещался в захудалом Доме культуры периода развитого социализма. Перед двухэтажным особняком с колонами в псевдостаринном стиле мёрз на промозглом февральском ветру гипсовый мальчик-горнист, облепленный свежевыпавшим снегом; его горн указывал куда-то вверх, в направлении гигантских облупившихся букв под покатой крышей.

«Слава труду!» – едва угадывалось в тусклом свете единственного горевшего у здания фонаря.

«Ольга Островская «Мой Дорогой Лео!»– гласила аляповатая, нарисованная неумелой рукой афиша рядом с дубовой входной дверью. «Только у нас! Премьера!»– было приписано мелкими буквами ниже. В самом низу афиши красовались два нелепых, с крючковатыми носами лица, женское и мужское, и некто в размалёванной клоунской маске.

Заполненный лишь наполовину зал выглядел также убого: продавленные рыжие кресла как нельзя больше гармонировали с пыльным потёртым занавесом и выщербленным полом.

Зрители тихо переговаривались в ожидании начала спектакля.

Наконец свет погас, занавес медленно отъехал в сторону, открывая уютную комнату, стилизованную под старину, с тремя окнами и двумя дверьми. У каждого окна высился массивный стол тёмного дерева и несколько стульев с красной плюшевой обивкой; на стене висели картины в позолоченных рамах; на столах стояли изящные вазы с букетами сухих цветов, резные фигурки а также пепельницы, солонки, и подставки с салфетками. Очевидно, это было кафе или ресторан.

Внезапно одна из дверей распахнулась и на сцене появилась высокая красивая женщина лет тридцати пяти.

Зрители восхищённо ахнули.

Незнакомка сняла шубку и провела по меху рукой, будто стряхивая снег.

– Ужасная метель!

Она оглядела комнату.

– Ну, куда сядем? Мне хочется у окна.

Женщина уселась за стол.

– А мы везунчики: вечер, выходной день- и никого! Садись, малыш!

Зрители завертели головами, пытаясь понять, с кем она разговаривает.