Очнулся Виктор в сумрачном помещении, выдолбленном в скальной гряде и образованном, возможно, человеком, а может быть, и первозданной, непревзойдённой природой-затейницей. Он находился в лежачем положении и крепко приковывался кожаными ремнями, прикрепленными как к рукам, так в точности и к ногам; они прочно привязывали беспомощное туловище к хирургическому столу, установленному на невысоком уровне, едва ли превышавшему три четверти метра. Обалдевший парень попробовал шевелится, но, уколотый хитрым лекарством, он лишь трусливо затрясся и целиком отдался испуганной лихорадке. Хотя его мышечные ткани и сковались неестественной судорогой, но зоркие зенки продолжали смотреть и активно вращались в обеих глазницах. Оглядываясь, краем бокового зрения пленённый пацан выделил три очень существенные особенности: первая – с двух боков (и с того и с другого), располагаясь от него немного в сторонке и представляясь «сплошняковым» озером-океаном, простирались человеческие черепа, а также иные и крупные и мелкие кости, скопившиеся в хаотичном беспорядке, то есть обыкновенным нава́лом; вторая – сверху горел абажур военного образца, где обычную лампу накаливания окаймляла металлическая основа; третья – в самой непосредственной близости устанавливался алюминиевый постамент, на котором аккуратно, друг возле друга, и в ровную линию, и несколькими рядами, располагались разнообразные принадлежности, предназначенные исключительно для хирургических операций.

Улицезрев чудовищные предметы, и без того зачумлённого пленника охватил сумасшедший испуг: сомнений не оставалось, скоро он станет одним из тех многочисленных костных останков, располагающихся возле него в необозримом количестве. «Что, всё это, «…мать его», значит? – мелькала в воспалённом мозгу тревожная мысль. – Неужели меня ожидает та же самая прискорбная участь, что и тех остальных покойничков, что в неисчислимом беспорядке разбросаны по округе? – как будто стоило сомневаться. – Что здесь, «черт возьми», происходит и что это «вааще» за треклятое место?» – несостоявшийся любовник, мечтавший стать беззаботным мужем богатой наследницы, лихорадочно пытался найти приемлемые ответы.

Терзаясь мучительным подозрением, Эбант пролежал без движения около получаса, как вдруг появился он – его жестокий мучитель. Неприветливый незнакомец оделся точно так же, как и при первой встрече (в чёрную форму сотрудника СОБРа, с разгрузкой и бронежилетом, и странную, чулочную маску); но теперь, помимо прочего, на нём присутствовал страшный, забрызганный высохшей кровью, фартук, в правой же руке находился портативный предмет, предназначенный для изменения голоса (с приданием ему дополнительных жутковатых оттенков). Он подошёл поближе, в связи с чем представился уникальный шанс, позволявший прочесть бесчувственный взгляд, казавшийся бездонным, словно бескрайнее небо, и не выражавший ни людского сострадания, ни снисходительной жалости.

– Чего тебе надобно? – напряжением лишь горла и языка (без губ и без челюстей) выдавил из себя беспомощный пленник. – Что я такого сделал?

– Мне?.. – хозяин чудовищных катакомб, похоже, чему-то удивился, и даже изобразил сомнительную печать обыкновенной задумчивости (как будто он в чём-нибудь внезапно замешкался?); однако раздумья вышли недолгими, и он вернулся к обычной уверенности: – Да в общем-то ничего… Тогда зачем же ты здесь – это, вероятно, ты спросишь?

– Да, – промычал Виктор не слишком отчетливо (хотя он и понимал, что милосердной пощады ему не дождаться, но где-то в душевных глубинах надеялся, что зверская пытка необязательно должна закончиться смертью, – надежда, как всем известно, умирает последней).