Металлическая панель в переборке, справа от штыря, начала поворачиваться вокруг своей оси.

«Только наши головы могли дойти до такого идиотизма!» – оценил конструкцию входа в подводное укрытие Хип, снимая со штыря свой ручной подводный буксировщик.

Проскользнув в метровой ширины отверстие, Хип оказался в широком проходе, который через два метра уперся в весьма крутой металлический трап, покрашенный шаровой краской.

Сняв ласты, Хип повесил их сзади на ремень и, ухватившись обеими руками за поручни трапа, начал подниматься наверх.

Пять метров наверх – и его голова оказалась на воздухе.

Он сразу вынул загубник изо рта и с наслаждением вдохнул свежий воздух, который, правда, пах ржавчиной и водорослями, но это был наружный воздух!

Еще три ступени наверх, и Хип оказался на металлической площадке, где стояли новые аппараты Дэвиса [9], в количестве трех штук, и один однобаллонный акваланг с выбитой эмблемой Французского иностранного легиона.

«Что-то здесь не так! Легионеры давно на ребризерах ходят, а в аквалангах только любители ныряют!» – только и успел подумать Хип, поскольку вблизи послышались шаркающие шаги.

Открылась совершенно незаметная дверь, и в проеме показалась черноволосая физиономия, украшенная здоровенным носом, на котором красовались две бородавки.

Получив рукояткой ножа «Атак» в лоб, обладатель черных волос и замечательного носа рухнул вниз.

«Килограммов восемьдесят мужик весит! Вон как на палубу грохнулся!» – оценил стати черноволосого Хип.

Снизу раздался глухой щелчок, показывая, что проход закрылся.

«Обратно как будешь выбираться?» – справился внутренний голос.

«Должен сказать чернявый! Стукнул-то я его не смертельно! Будем решать вопросы по мере их возникновения!» – мысленно ответил Хип, перешагивая через упавшего мужика, на лбу которого вздувалась огромная шишка.

Хип обнаружил, что попал в довольно большую комнату, где имелся стол, на котором стоял немецкий электрический чайник с выбитой свастикой на боку, три алюминиевые поллитровые кружки, открытая упаковка черного чая, пачка сахара-рафинада и два брусочка немецкого сала в целлофановой обертке.

Как Хип помнил из лекций в разведшколе, точно такое же сало, именно в стограммовой упаковке и целлофановой обертке, выдавалось немецким десантникам и спецгруппам немецких диверсантов во времена Второй мировой войны.

Что выдавалось английским и американским спецгруппам сейчас, в двадцать первом веке, Хип тоже знал, а вот немецкое сало, из пайка немецких полярных летчиков и диверсантов, даже сподобился попробовать. Несмотря на семидесятилетний возраст, сало оказалось вполне пригодным к употреблению, как и дореволюционная русская тушенка, а под марочное виски и то и другое прошло великолепно. Тем более что предстоял пятнадцатичасовой перелет до Москвы и можно было немного расслабиться.

Больше всего Хипа обрадовала белая дверь с красноречивой надписью «Гальюн» на русском языке.

– Сначала в гальюн! Нормально погадить – что может быть лучше после длительного заплыва! И подумать! Размышления в гальюне всегда шли мне на пользу! – оповестил Хип, первым делом втыкая вилку электрического чайника в розетку с надписью «220 В» и в темпе снимая амуницию, которой набралось аж на три стула.

Через три минуты в чем мать родила, прихватив с собой только АПС и полный мочеприемник с мочой, Хип скользнул в гальюн, где обнаружил не только унитаз, но и душ.

«Семь часов в воде без возможности помочиться! Как кстати я тогда прочел эту статью [10] в журнале «Попьюлар сайнс»! Ведь журнал в гальюне валялся!» – сам себя похвалил Хип, опоражнивая резиновый резервуар мочеприемника в унитаз.