– Расправились с ним? – со злобной надеждой спросил Ник.
Клэй ответил не сразу. Задумчиво почесал рукой подбородок и только после этого ответил:
– Знаешь, нет. Что-то подсказало, нельзя его обнулять. До сих пор не очень понимаю, почему. Я с ним после полночи болтал о том о сем… Скажу тебе, людоедства в нем было куда как меньше, чем нам говорили. Он, придурок, за мир во всем мире топил. Убеждал, что договариваться надо. Про баланс сил. Чушь всякую. Точно, особенный. Парням объяснил, что товар он ценный. Лучше обменяем. Знаешь, сколько у них в плену наших пилотов было?
– Обменяли?
– Не знаю, Ник, ох, не знаю. Надеюсь, что да.
Ник Орлофф не рискнул продолжать дышать ядом на русских и сменил тему:
– Вы будете на совещании послезавтра?
– Это с французским шефом твоего мустангера?
– Точно так.
– Нет. Не буду. Я с нашим новым членом планирую переговорить попозже. С глазу на глаз. По-серьезному. Подпишу его официально. А пока без меня справитесь. Их контору мы уже купили с потрохами. Финито! Все решено, ставки сделаны. Я подключусь позже. Есть поважней заботы. Надо согласовать продолжение нашего взаимодействия с Пентагоном. Хочу в ночь вылететь в Арлингтон. До обеда пробегусь по нужным кабинетам. К среде планирую обратно.
– Не тяжело будет, Клэй?
– Ник, если б ты знал, что такое тяжело. Нормально. Пули же над головой не летают? В самолете отосплюсь.
– Понятно, – сказал Ник и протянул руку для прощания. Клэйтон Бойл не стал ее пожимать, сжал в кулак ладонь правой руки и глазами дал понять: надо повторить его трюк. Ник повторил. Они слегка стукнулись кулаками, и на его некоторое недоумение Клэйтон, усмехнувшись, заговорщически произнес:
– Привыкай потихоньку, дружище. Сдается мне, что еще при моей жизни мы можем разучиться пожимать друг другу руки. Но это совсем другая история.
У самой двери Клэйтон остановился, повернулся вполоборота к Нику и, подмигнув одним глазом, добавил:
– Чуть не упустил. Тебе сегодня доставят толстую папку. Ознакомься подробнейшим образом и подумай, как нам покруче включиться в эту историю. Ты в таких делах мастак. Бюджет на данную работу запредельный и неподотчетный. Улавливаешь?
Ник понимающе кивнул.
– А что там, Клэй?
– На папке будет надпись «Панама». Больше вслух ничего не скажу. И не обсуждать ни с кем, работать карандашом и бумагой исключительно в кабинете, держать в сейфе. Уловил?! Материал сверхособенный.
– Есть, сэр! Изучу и попробую подготовить предложения. Недельку дадите?
Бойл глухо рассмеялся.
– Нет, дорогой друг. Такой роскоши мы не можем себе позволить. Максимум двое суток. Крайний срок к моему приезду. Если в выходные аннулируешь стриптиз-клуб, поимеешь еще сорок восемь бонусных часов для работы. Я не шучу! И еще одно. В папке вместо гербария подсыхает синий конверт. В нем пятьдесят сотен. Не пугайся. Это компенсация за сверхурочные. От меня лично. Расписываться не надо. И еще одна малость. Пусть мой саквояж у тебя пока побудет. Таскать с собой неохота. Не возражаешь?
– Никаких проблем, Клэй. Ставьте куда хотите. А что в нем? – по инерции спросил Ник и осекся, почувствовав некоторую бестактность в своем вопросе. Клэйтон без лишних слов поставил саквояж на стул, привычно раскрыл и вытащил древний кассетный магнитофон «Панасоник» с намотанным вокруг плоского корпуса электрическим шнуром с вилкой.
– Питание где?
– Что? – Ник сразу не понял, о чем это Клэйтон.
– Розетка электрическая!
Орлофф кивком указал на стену напротив своего стола. Там имелось сразу три электророзетки разного формата на все случаи жизни – американский стандарт, британский и европейский. Клэй деловито размотал шнур, пихнул его в розетку, нажал кнопку воспроизведения и замер, прислушиваясь с нескрываемым удовольствием к словам какой-то незнакомой песенки в стиле ирландского кантри.