Ежедневно Френсис ел прописанные доктором яйца всмятку. Филип разыскал для этого в гардеробе посла серебряную подставку в виде вазона, на тулове которого была гравирована надпись «D. R. Francis», подарок от какого-то банка. Яйцо удобно помещалось в подставке, скорлупу в верхней части удаляли, и можно было не спеша серебряной ложечкой лакомиться содержимым.

– Этот доктор морит меня голодом, – заворчал Френсис, чуть только почувствовал себя лучше.

– Может быть Вам сделать гоголь-моголь или сварить маисовую кашу? У нас в запасе есть настоящая американская кукуруза, – спросил Армор.

– Да, да, – слабым голосом поддакивал Френсис, – каша это хорошо, и еще бы сухарик с молоком.

– Ни за что, – ответил неотступно следивший за больным принципиальный слуга, – Это совершенно невозможно, поскольку нарушает предписания доктора и мои собственные установки.

Ему никто не возразил. Френсис только вздохнул.


Доктор Горталов ежедневно бывал у постели больного: проверял пульс, смотрел язык, слушал работу сердца и с удивлением замечал, что пациент поправляется даже быстрее, чем более молодые мужчины в подобной ситуации.

– Скажите, доктор, – Френсис приподнялся с постели, – могу ли я теперь так же как и раньше бегать, прыгать и делать все остальное… ну Вы понимаете?

Армор, как мог, перевел. Доктор, казалось, не понял, о чем это спрашивает человек, еще пять дней назад стоявший одной ногой в могиле. Армор, которому был ясен эротический подтекст вопроса, спросил то же самое по-русски, напрямую. Горталов расхохотался:

– Нет, ну что Вы, о старости говорить пока преждевременно, Вы можете бегать и прыгать как и раньше, только, – доктор сделал паузу, – не так часто.

Армор перевел, Френсис остался доволен. Ему уже не терпелось возобновить занятия французским с мадемуазель Мизенер, но для этого он должен был чувствовать себя как до болезни.


– Господин посол, пришел фотограф, сотрудники просят Вас выйти на улицу для того, чтобы сделать на память фото о нашем посольстве в Вологде. Все уже готовы, ждут только Вас.

– Филип, подай мои брюки.

– Но, губернатор, Вы еще не вполне здоровы, и свежий воздух может Вам навредить.

– Не выдумывай, – это будет фото для истории, кстати, и ты тоже можешь встать вместе со всеми, как полноправный дипломат.

– Правда? Ну тогда я согласен, только найду шляпу и повяжу галстук.

– Смотрите, господа, – сказал Френсис секретарям, указав на брюки, которые оказались теперь ему безнадежно велики, – Здесь, джентльмены, – посол показал указательным пальцем на место, где раньше у него был живот, – должен быть еще один Френсис, – он сделал паузу, чтобы почувствовать настроение окружающих, потом продолжил, – но он испарился!

Все дружно посмеялись над отличной шуткой.

Прибежал Филип, разодетый в костюм-тройку и новые штиблеты. Дипломаты вышли перед зданием посольства, встали у палисада на мостках, развернули звездно-полосатый флаг, и фотограф по фамилии Гончарук, один из самых известных вологодских мастеров, сделал исторический кадр.

По какой-то причине никто из американцев так и не сохранил эту фотографию, которая, тем не менее, существует и надежно хранится вместе с негативом в Вологде в архиве спецслужбы, куда попала вместе с делом Гончарука. В свое время мы расскажем и эту историю.


К началу мая Френсис окончательно поправился. Он начал гулять и вскоре заявил, что чувствует себя так же бодро, как и раньше.

Доктор Горталов был доволен. Он по-прежнему ежедневно приходил в посольство, но теперь они с Френсисом подолгу о чем-то говорили. Армор был свидетелем и переводчиком этих диалогов, жаль, что он не оставил потомкам своих воспоминаний.