Хоть бы болело что-нибудь.

Ладно, думаем. Противоположность тьме – свет. Еще тьма – это страх, зло, боль. Это если навскидку. А они там, в гвардии, наверняка усовершенствовали испытание. Чтобы уж совсем… Ассаи, те были дети по сравнению с гвардейцами. Буду стоять, блин, бородой зарасту, ни хрена не придумаю.

Как из тьмы сделать свет? Не скажешь же просто «свет». Это уж что-то из библии. И стал свет, и ещё там что-то… и вода, и небо.

Ну, если, конечно, подразумевать под светом светлые мысли, то надо о чем-то светлом и думать. Всё из головы вон… Ха-ха, где она, та голова?

О-ууу! Сдохну здесь.

Скоро, скоро принцессы на горизонте появятся. Верные сенешали и враги-сюзерены. Интриги, яд в перстне, полное сумасшествие.

Нет, попробовать-то можно, вечность впереди.

Ну-ка, давайте, мысли светлые… Штессан пусть живёт, Жиже обещаю отдать сто рублей, к тётке-молочнице никаких претензий не имею…

Лёшка напрягся.

Да, о светлом необходимо думать… Динка, конечно, соплюха, но ведь маленькая… И маманя… Нет, с маманей сложнее.

Я, в общем, вчера… ну, урод, что поделать!

Сложно признаться, но урод. Какая, блин, светлая мысль про «урода». Ляпнул, не подумав. Уже и не помню, что ляпнул. Что-то про отца… Она, конечно, тоже хороша, сразу про деньги. Блин, больной вопрос. Мозоль. Отдать, что ли, ей сразу пятерку? Типа, мне не нужно, я секретарь-маляр, нахожусь в ойме.

Опять что-то не то.

Думать о светлом, о светлом. Очень хочется поскрести затылок. Светлые мысли, они все скапливаются в затылочной части черепа. Доказано многолетними наблюдениями Алексея Сазонова.

Блин! Куда я всё виляю?

Штессан же говорил про упорство? Вот. Значит, надо упорно, не страшась… Чего, впрочем, страшиться, когда ничего нет? Темно.

Ш-шит, о светлом, о светлом.

Это Тёмка слово придумал – «нешитово». Классно звучит. То есть, не дерьмово. Кульно. Супер. Зараза, куда меня всё уводит?

Я – Алексей Сазонов…

…стою, курю… …плыву куда-то… …торжественно клянусь…

Светлых мыслей набиралось не много. Их было почему-то неимоверно трудно удержать, они елозили и просачивались, таяли, рассыпались. Куда ты, светлая мысль? Нет ответа.

И тогда Лёшка понял.

Это не он находится во тьме, это тьма находится в нём. Всё, что ни есть – злость, зависть, глупость, легкомысленность, заносчивость, самообман.

Свет – свет! – плеснул по глазам.

Плеснул и протаял в зал, наполненный солнцем из большого полукруглого окна. Прямо против Лёшки вылупился улыбающийся, скрестивший руки на груди Штессан, а за ним хлопал совиными глазами наполовину в косом солнечном столбе Мёленбек.

– Солье, – произнёс Иахим, чуть повернув голову, – а он не так безнадёжен.

– Я же сказал тебе – способный мальчишка, – Мёленбек подступил ближе и сощурился. – Мне кажется, он хочет тебя убить.

Штессан кивнул.

– Мне тоже когда-то хотелось. Какие, думал, уроды это придумали!

– Так и отпусти его.

– Это не я, это ойме не сразу отпускает. Ничего, сейчас очухается.

В тот же момент Лёшка почувствовал, как колкое электричество от кончиков пальцев побежало по телу.

– Вы вообще, блин! – сказал он, едва к нему вернулась речь. – Засунули в…

– С возвращением!

Штессан оказался рядом и обнял.

Это было неожиданно. Чёрт, это было приятно. Даже отец так не делал. Во всяком случае, Лёшка не помнил. Пятернёй Иахим взъерошил Лёшкины волосы.

– Да чё вы!

– У-у, какой! – Штессан поднял ладони. – Не трогаю.

Лёшка пофыркал.

– Так я сам?

– Сам, сам, – сказал Иахим.

– И сколько я…

– По времени? Семь минут сорок восемь цере… э-э, секунд… Вполне средний результат. Не выдающийся.

– Пойдём-ка, – поманил Лёшку пальцем Мёленбек. – Покраска откладывается. Иахим, – обернулся он, – ты закончишь?