– Сюда, Алексей.

За раздвижными дверями прятался длинный обеденный стол, покрытый белой скатертью. Вокруг стола тянули овальные спинки стулья. По бокам, слева и справа, стояли громоздкие буфеты темного дерева, за дверцами выпуклого стекла полыхал гранями хрусталь и синели тарелки. Комната оказалась сквозной – ещё две раздвижные двери Лёшка обнаружил напротив. В узком простенке поблескивали стрелками массивные напольные часы, беззвучно качался маятник. Ближе к комодам четыре тонкие колонны – по две с каждой стороны – поддерживали потолок, с которого низко к столу свешивалась люстра в четыре лампочки.

Стол был сервирован на трёх человек. Три тарелки, три вилки. Стоял графин с чем-то красным. В глубокой чаше с рисунком прятались картофелины. Горкой лежал хлеб, порезанный крупными кусками. В целофановом пакете зеленели огурцы.

– Садитесь, Алексей.

Господин Мёленбек, посвежевший со вчера, отодвинул стул с краю, сам сел во главе, а мужчина, встретивший Лёшку, занял место от Мёленбека слева. Несмотря на размеры стола, они расположились достаточно тесно, почти локоть в локоть.

Рот у Лёшки наполнился слюной.

– Можно? – спросил он.

– Пожалуйста, – Мёленбек широким жестом обозначил, что всё, что на столе, можно есть.

Лёшку не надо было долго упрашивать. Привстав, он наколол себе варёную картошину, затем ещё одну, затем разжился огурцом и цапнул горбушку.

– А соль есть?

– Есть, – кивнул Мёленбек и, повернувшись, достал солонку с буфета.

Лёшка посолил.

Не бог весть какой, конечно, завтрак, сплошная сухомятка. Маслицем бы смазать или сметаной. Но, впрочем, и так ничего. Хотя иностранцы о своём персонале могли б и получше заботиться. Скопытится так персонал.

Лёшка откусил картофелину.

Мёленбек посмотрел на него со странной улыбкой и хмыкнул в бороду.

– Что ж, – потерев ладони, сказал он мужчине, – давай, Штессан, и мы.

– Ште…

Лёшка замер. Картофелина встала в горле.

О только сейчас вспомнил, где видел это худое лицо, этот шрам. А вон и бледная татуировка на плече – птица-змея на трёх лапах.

Получается, когда держал хельманне, он что, угадал по-настоящему?

– Прошу прощения, – привстав, приложил руку к груди Мёленбек, – я не представил тебе, Алексей, своего напарника. Это Иахим Штессан, третий… э-э, нет, это не важно. Важно, что он теперь с нами.

Лёшка с трудом проглотил картофелину.

– А я… я его… – показал он пальцем.

– У вас есть способности, молодой человек, – сказал Мёленбек. – Поэтому я вас и взял. Хотя вы э-э… ещё достаточно молоды.

– Я его видел, – наконец выговорил Лёшка.

– Бывает, – легкомысленно заметил Мёленбек, усаживаясь обратно. – Мало ли что случается в мире? Хотя, соглашусь, не всё является таким, каким кажется. Даже простенькая костяная фигурка может быть совсем не простой.

Лёшка мотнул головой.

– Так я что, ясновидящий?

– Алексей, давай поедим, – сморщившись, попросил Мёленбек. – В своё время ты всё поймёшь. Есть процессы, которые, как ты их не торопи, совершаются медленно и не могут ускориться по одному твоему желанию. Так и с осознанием чего-то не совсем обычного…

Он вздохнул и вгрызся в картофелину.

Лёшка поискал глазами помощи у Штессана.

– Это Солье, – пожал плечами тот и тоже предпочёл заняться завтраком.

Что ж, Лёшка вооружился огурцом. Странно день начинается.

Ели в молчании. Мёленбек дотянулся до графина и разлил красное по демократическим картонным стаканчикам. Пояснил коротко:

– Сок.

Лёшка выпил.

Сок оказался вишнёво-яблочным, тёплым, и с огурцом как-то совсем не пошёл.

– Извини, что без разносолов, – сказал, дожевав картофелину, Мёленбек. – Но пока так.