– Да, я черномазый, и тебе не понять, каково это. Говнюк!

Вид у Анара был страшный. Его набухшая губа кровоточила, но он не чувствовал боли., Вернувшись к своему столику, он обнаружил, что там его ожидает незнакомый мужчина.

– Выпустил пар? – спросил незнакомец.

– Кто ты, твою мать, такой? – огрызнулся Анар, оглядываясь по сторонам. – И какого черта сидишь за моим столом?

– Нет, кто ты такой? – бросил в ответ собеседник и уставился на него. – И я спрашиваю не об имени.

Анар взглянул в его пристальные глаза и поразился, насколько они красивы, будто их писал самый гениальный художник в мире. Незнакомец излучал какое-то особое обаяние, перед которым было сложно устоять. Анар почувствовал себя маленьким ребенком. Через доли секунды ему показалось, что он доверяет загадочному красавцу, но такое происходило с ним впервые в жизни, и он боялся этих мыслей. Ланесс понимающе улыбнулся. Все, кто видели его впервые, всегда реагировали одинаково, один его вид заставлял людей расположиться к нему.

Мир вокруг словно остановился: официанты и гости будто вовсе не двигались, ресторан погрузился в абсолютную тишину. Анар не видел ничего, кроме глубочайших карих глаз Ланесса, способных поработить любого, кто взглянет в них. Сделав над собой усилие, он наконец отвернулся и потянулся за салфеткой, чтобы вытереть кровь с губы.

– Ты, друг мой, мигрант, – заключил Ланесс. – А теперь скажи мне, разве эта мелкая драка затушит твой пожар?

– Тебе-то что? – бросил Анар недружелюбно.

Ланесс усмехнулся.

– Мы с тобой одной крови. Доверься мне, я знаю о твоей боли, как никто другой. Я пережил все то, что пережил ты.

– Что ты несешь? Ты впервые меня видишь… или стой, ты что, следишь за мной? Если ты за мной следишь, приятель, то тебе не поздоровиться.

– Мне не нужно следить за тобой, чтобы понять, кто ты.

– Это все бред, не надо пудрить мне мозги… Ты свободен, можешь идти.

– Я пришел сюда не пудрить мозги, а открыть тебе глаза.

– Приятель, ты действительно убедительно говоришь. Уверен, ты бы мог с легкостью впаривать людям по телефону крем для лица или что там они обычно предлагают? В общем, неважно. Не знаю, что ты мне хочешь предложить, но меня это не интересует.

– Именно поэтому ты и прогибаешься под русских всю свою жизнь.

– Причем тут это вообще? Я не понимаю, к чему ты ведешь?

– К тому, что ты и я можем все исправить. Мы можем изменить наши судьбы. Разве тебе не надоело быть ничтожеством?

Анар уже было открыл рот, чтобы ответить, но вдруг опустил глаза и промычал невнятное:

– Ээй, выбирай слова, приятель.

– Запомни, – продолжал Ланесс, – это русские. Твою книгу не опубликуют, твои успехи не заметят, а с твоим мнением не будут считаться. Пойми, мы для них – люди второго сорта.

– Это неправда.

– Правда.

– Ты ничего не знаешь обо мне.

– Ты ничтожество. Русские никогда не будут тебя уважать.

– Мы ничего не можем с этим поделать! – Анар вышел из себя.

На безупречном лице Ланесса снова появилась улыбка. Дьявольская, но обаятельная.

– Конечно, можем.

– И что же?

– Месть, друг мой, мы должны мстить им. Ни один русский не должен оставаться безнаказанным. Только так мы сможем заставить их уважать нас. Мы с тобой – дети бедных трудяг, которые работают на их земле. Нас унижали и били. Презирали наших детей и смеялись над нашими женщинами. Но я не допущу этого впредь. Я поклялся отомстить им. Это моя мечта! Я заставлю их бояться нас и целовать наши ноги. Пойми, настало наше время!

Он произносил эти слова с такой убедительностью, что мог бы загипнотизировать даже самого ярого пацифиста. И любой, попавший под это влияние, воспринял бы месть чем-то само собой разумеющимся. Как будто у него не оставалось другого выбора. Анар казался обезоруженным. Ланесс ловко манипулировал людьми: он хорошо умел соблазнять своими проповедями тех, кто страдал от несправедливости со стороны окружающих.