Поэтому я пишу матушке о новых мраморных плитах на полу нашей часовни и шумной подготовке новобранцев в замковом дворе под моими окнами. Король, сообщаю я ей, находится в добром здравии, как всегда. Полагаю, так оно и есть, поскольку я бы наверняка услышала, если бы его поразила какая-нибудь хворь, ведь леди Маргарите, несомненно, хорошо известны все сплетни.

За моими окнами каркает ворона, и, хотя я закутана в шаль из тонкой аргонианской шерсти, меня пробирает дрожь. Солнце светит еле-еле, и, похоже, от дневного тепла скоро не останется и следа. В этом замке, в теснящемся среди скал городе Монте есть что-то от тюрьмы. Когда осенью на юг улетают певчие птицы, здесь остаются только мрачные черно-серые вороны. Они садятся на мои оконные карнизы и пристально смотрят на меня глазами, похожими на бусинки, как будто они мои тюремщики. Их карканье действует мне на нервы. В иные дни складывается впечатление, будто ворон в замке больше, чем солдат, патрулирующих его стены, или крыс, бегающих по его подвалам. Меня так и подмывает снять со стены мой лук и расстрелять этих ворон. Никто здесь не станет по ним скучать.

А я и сейчас никогда не промахиваюсь.

Я пишу письмо, и это напоминает мне о том, как мне недостает моей матушки и ее мудрых советов. Я спрашиваю ее о моих тетушках, Мории и Меше. Я доверяю их мудрости и чутью больше, чем мудрости и чутью кого бы то ни было еще – даже Кэла. Они знают мир Деи, нашей великой древней богини, и с детства учили меня вести себя чутко и осторожно в мире дикой природы – в лесах, на реках, в горных пещерах, на верхушках деревьев и в зарослях кустарника. Смотри, смотри и смотри опять, – повторяла мне Мория. – А затем закрой глаза и слушай.

Если бы только мы могли вместе поехать на север Монтриса, чтобы расследовать то, что произошло, и поговорить с тамошними жителями. Думаю, наилучший способ покончить с недоверием ко мне – это встретиться с людьми лицом к лицу и показать им, что я не чудовище.

Мои тетушки воспитывали меня так, чтобы я могла играть роль члена Гильдии Очага, а не была пустой избалованной бездельницей. Они учили меня сражаться и уважать силу магии, а также исходящую от нее опасность. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что нам необходимо отправиться на север, побывать в том месте, где магия надругалась над природой и принесла ужасные страдания жителям. Но как я могу доверить это бумаге?

Двери моей опочивальни распахиваются, и я вскакиваю со своего кресла, держа перо как нож. Если придется, я смогу выколоть глаз его кончиком, острым, как игла.

Передо мной стоит мужчина, он испуган, и у него сперло дыхание от того, что я держу у его горла оружие.

Это Хансен – мой муж-король.

– Опусти эту штуку! – Красивое лицо Хансена побледнело, и его испуг явно сменился раздражением. Пажи закрывают за ним дверь, и мы остаемся одни. – Я не собираюсь нападать на тебя.

– Тогда не мог бы ты стучать, как нормальный человек? – Я бросаю перо на стол.

– Я не нормальный человек. Я король.

– А я королева, если ты забыл.

– Да, кстати об этом. – Хансен начинает ходить туда-сюда перед огнем. Для такого спортсмена – человека, который бывает по-настоящему счастливым только тогда, когда участвует в псовой охоте или в рыцарском турнире, – он одевается чертовски вычурно и претенциозно. Кружев в его гардеробе будет побольше, чем в гардеробах всех придворных дам, вместе взятых. Сегодня его длинное одеяние не только отделано горностаем, но и расшито золотой нитью. Думаю, на одевание он тратит куда больше времени, чем я.