Он сам налил горячий янтарный напиток в свободную чашку, пододвигая её в мою сторону.

- Вижу, сон пошёл вам на пользу.

Он улыбнулся, но глаза при этом оставались такими серьёзными и внимательными, даже чуть-чуть настороженными, словно он боялся, что я прямо сейчас сорвусь с места и убегу.

- Вчера был не лучший мой день, но всё позади. Благодаря вам, моя жизнь круто поменялась. (Надеюсь, в лучшую сторону – подумала я про себя) Я вам очень благодарна!

Давид Генрихович словно только и ждал от меня этих слов, снова становясь вчерашним добродушным господином.

- Что ж, госпожа Анастасия, вы позволите себя так называть? Завтракайте, а потом я покажу вам вашу новую собственность.

*

Чай был с непривычным, немного терпким вкусом и едва уловимым цветочным ароматом, а плюшки сдобными, ещё тёплыми, но совсем не сладкими. Заметив, что Давид Генрихович наливает себе ещё одну чашечку чая и добавляет в него ложку мёда из стоящей посреди столика вазочки, я последовала его примеру.

Теперь чай стал не таким терпким и более привычным. Впрочем, мне грех жаловаться, я и забыла, когда меня последний раз водили в кафе, да даже просто предлагали бокал чая или кофе. Это неприятное открытие вновь напомнило мне о вчерашних событиях, осознание того, что отдавая всю себя я не получала ничего взамен больно царапнуло где-то внутри.

- Кто везёт, на том и едут! – сказала бы бабушка Анна.

Именно тут, в ресторации провинциальной гостиницы, я дала себе зарок быть впредь умнее, научиться прежде всего жить для себя, а не быть по жизни загнанной лошадью.

Давид Генрихович молча жевал плюшку, но по его искоса бросаемым взглядам я поняла, что он по-прежнему за мной наблюдает. Странный господин. Не думаю, что в обязанности поверенного входит кормить клиентов завтраками. Такое ощущение что ему от меня что-то нужно. А может я просто себя накручиваю и он лишь старается быть вежливым?

Терпеливо дождавшись пока я доем все плюшки (когда я нервничаю, меня пробивает на жор), выйдя из ресторации, Давид Генрихович нашёл в коридоре портье и послал его за моими вещами, а сам отправился ловить извозчика.

Я тоже поднялась в свой номер, чтобы надеть плащ и забрать стоящий на комоде цветочный горшок. Не знаю почему, но именно торчащий из земли бледный росточек казался мне единственной ниточкой соединяющей меня с прежней жизнью.

Портье донёс мой багаж до самой повозки, помог их загрузить, за что получил от Давида Генриховича мелкую монетку и, раскланявшись в благодарностях, вернулся в гостиницу.

- За город! – коротко велел извозчику Давид Генрихович.

Усевшись на оббитое кожей сиденье, принялась смотреть по сторонам, это вчера мне всё казалось дурным сном, сегодня я пыталась понять, где мне предстоит прожить целый год. Для себя я уже решила, что выдержу все испытания и получу доступ к заветному счёту в банке. Знала бы что ждёт меня впереди, была бы не так категорична, а сейчас я просто глазела на наряды дам, магазинные вывески, тележку молочника, к которой уже выстроилась небольшая очередь. Всё было странным, непривычным но в тоже время не вызывало никакого отторжения, мне даже нравилось. Я словно попала в старинную сказку.

Высокие каменные дома сменились деревянными, да и дорога стала хуже. Булыжная мостовая закончилась, теперь мы ехали по укатанной колее, а из под лошадиных копыт вылетали кусочки грязи. Вдоль дороги виднелись не до концы просохшие лужи, да и народа на улице тут было заметно меньше. Редкие прохожие даже одеты были иначе: мужчины в короткие, перетянутые поясом кафтаны и приплюснутые шапки, женщины в тёплые жакеты и платки. Не было тут длинных, развевающихся по ветру плащей и красивых шляп.