Мальчик с детства отличался спокойным и добрым нравом, рос послушным и выполнял всё, что ему говорили, при этом совсем не интересовался политикой. Узнав, что преступников ссылают на необитаемые острова, он стал расспрашивать отца, как эти люди живут и чем питаются. А получив ответ, высказал своё мнение, что наказанных ссылкой нельзя морить голодом и время от времени нужно посылать им еду, чем заслужил похвалу отца, увидевшего в сыне ростки интереса к реальной жизни. Хроника Буя сёкудан («Разговоры при свечах») сообщает, что при показе мальчику окрестностей с высоты Центральной пагоды ему дали посмотреть в подзорную трубу, но он неожиданно отказался, сказав, что люди могут быть недовольны тем, что их тайком разглядывают.

Однако эти благородные движения юной души так и не оформились в интерес к политике; все двадцать девять лет правления четвёртого сёгуна страной управляли от его имени другие люди. До 1666 года это делали названные три советника и его дядя Хосина Масаюки, а позднее, когда они отошли от дел, – Сакаи Тадакиё (1624–1681), которого за глаза называли «сёгуном из усадьбы Гэба». Сам же Иэцуна, человек добрый, мирный и слабохарактерный, жил личной жизнью и со всеми поддерживал дружеские отношения; советовался по всем вопросам, заботился о советниках и их помощниках, по праздникам обязательно дарил подарки. По одной версии, вопросы государственного управления его просто не интересовали, а по другой – он не мог ими заниматься в силу слабого здоровья и ограниченных способностей. Некоторые авторы утверждают, что в детстве Иэцуна перенёс менингит и это сказалось на его развитии, но надёжных подтверждений этому нет. Однако многие современники отмечали, что сёгун часто высказывался очень расплывчато и неконкретно, так что было трудно понять, что именно он имеет в виду. Как правило, он полагался на мнение подчинённых и ставил на бумагах резолюцию (саё итасэ, «быть посему»), за что многие так его и называли – «господин-быть-посему» (саёсэй-сама).

Начало правления четвёртого сёгуна получилось тревожным. Смерть Иэмицу породила в правительстве напряжение и чувство опасности. Впервые в истории династии власть оказалась в руках десятилетнего мальчика, и этим вполне могли воспользоваться все недовольные политикой его отца, а их к тому времени накопилось немало. В период траура по Иэмицу в стране фактически было объявлено чрезвычайное положение: удельные князья получили приказ бакуфу безвыездно сидеть на местах, а чиновникам, пожелавшим оставить службу после смерти третьего сёгуна, запретили это делать вплоть до особого распоряжения.

Опасения и меры предосторожности были не напрасны. Нестыковки и противоречия, накопившиеся за десятилетия мирной жизни, к середине XVII века достигли критической массы. Число безработных самураев возросло до четырёхсот тысяч человек, а материальное положение многих вассалов правящей династии заметно ухудшилось. В отличие от Токугава Иэясу, которому союзники помогли одержать военную победу и взять власть, его внук Иэмицу видел в фудай даймё и хатамото лишь потомков известных командиров, гордившихся заслугами своих отцов и дедов. Он лично ничем не был им обязан, а в наступившей мирной жизни их верность хотя и оставалась востребованной, но стала значить гораздо меньше, чем в годы вооружённой борьбы за власть. Да и сами хатамото в подавляющем большинстве не смогли приспособиться к новой жизни. Они по-прежнему гордились своей родословной и заслугами предков, свысока смотрели на тодзама даймё и в большинстве не горели желанием заниматься скучным хозяйством. Многие жили не по средствам, влезали в долги и разорялись, пополняя армию