Сейчас передо мной предстал священнослужитель, что называется, с эталонной внешностью. Стройный, широкоплечий шатен без малейшего намека на возрастной живот. Темные с проседью волосы спадали на плечи, а короткая борода была аккуратно подстрижена.

– Вот только не знаю, как обращаться к тебе: «батюшка» или «святой отец»? – выдавил я из себя, оказавшись в стальных объятиях Батона. Не смотря на нехватку кислорода, я понял, что говорю со слезой в голосе.

– Если услышу что-то подобное, то буду называть тебя рабом Божьим! – наигранно строго ответил Саечкин. Его голос тоже дрожал. – Пошли, Серый, погуляем, – разжав объятья, он указал кивком головы вглубь монастырского лесопарка.

Сразу за срубом начиналась грунтовая дорожка. Очень скоро она превратилась в узенькую тропку, а ухоженный фруктовый сад – в затененный прохладный лесок. Метрах в пятидесяти от сруба посреди небольшой уютной полянки стоял деревянный стол, вкопанный в землю и пара длинных лавок по бокам. На дощатой столешнице россыпью лежали разноцветные яблоки, а рядом стояли пластиковые бутылки с водой. Мы расселись по лавкам напротив друг друга и с минуту просто сидели молча.

– Ну что, Серый, не ожидал меня увидеть таким? – лукаво прищурившись, поинтересовался Саечкин. – Если куришь – кури. Ничем другим снять стресс не предложу.

– Да, Саша, необычно как-то, – я говорил, запинаясь, тщательно подыскивая слова. – Из оперов и вдруг резко в священники. А курить в таком месте неохота…

– В монахи, Слон, в монахи, – поправил меня Сан Саныч. – Священником я уже потом стал, в процессе карьерного роста, так сказать. И не вдруг. Я же не мог всем подряд рассказывать, что еще смолоду разные сигналы начал получать.

– Сигналы?

– Да, сигналы. Не веришь?

– Верю, Саша, верю, – подтвердил я, вспомнив свои персональные сигналы под кодовым названием «Хватить пить!». – Типа у меня их не было?! Сначала чуть слышные, как далекий звон колокольчика, а потом – «Бо-ом!!». Как набат огромного колокола внутри башки!

– Я понимаю, о чем ты, – улыбнулся он. – Правда, у меня было немного иначе. Но ты прав: все идет по нарастающей. Нужно же Богу до человека как-то достучаться? Не сразу же обухом по головушке лупить?! Изменять себя поначалу страшно, а некоторым даже жутко, поэтому с нами панькаются, уговаривают, мягко намекают. Ну а если уже надо срочно спасать душу, вот тогда и кости трещать начинают. А как иначе-то?

– Да уж. С нами по-другому нельзя. И точно ты подметил о страхе! Так страшно было, что сквозь матрац на пол капало.

– Ну, у меня до этого не дошло. Наверное, я более понятливый, – Батон хитро улыбался. – Хотя врач скорой помощи хотел меня из кабинета прямиком в дурдом отвезти. Понимаешь, сижу, подшиваю дело для суда, – и тут началось! Дыхание сбилось, пошевелиться не могу, стены кабинета растворились в полутьме. Чувствую, будто куда-то проваливаюсь. И тут замечаю, как в кабинет входит мой начальник. Что-то говорит мне, заглядывает в глаза, тормошит. А я, как та мумия египетская! Он понять ничего не может. Сначала подумал, что я пьяный в хлам, но запаха-то нет! Хорошо еще, что шеф – мужик что надо! Кипиша подымать не стал, только по-тихому скорую вызвал. Врачи меня ощупали, а потом сказали, что с такими симптомами они пациентов в дурку возят. Но шеф упросил их оформить вызов, будто бы у меня давление прыгнуло. И попросил отвезти домой.

– Толковый мужик твой шеф, – заключил я. – Просто спас тебя. В таких случаях комиссуют мигом.

– Все равно нашлись доброжелатели, – вздохнул Саечкин. – «Вломили наверх», что называется по полной программе. Гонцы из управы налетели. Шефу объявили служебное несоответствие, а меня отправили на военно-врачебную комиссию. Ну, думаю кранты! Два года до пенсии…