Госпожа Перетти указала мне на стену:

– Здесь повсюду указатели. Смотрите!

Она коснулась пальцами стены, и на той расцвели разными цветами призрачные линии. Коричневая отозвалась, когда госпожа Перетти сказала слово «хранилище». Колеблясь в свете факелов, она стала ярче и виднее, показывая путь.

– Понятно? – женщина обернулась ко мне, глядя поверх очков.

– Понятно, – ответила я, восхищённая. Сама тронула коричневую линию, и та засветилась сильнее.

– Тогда я вас оставлю. Будут вопросы по общежитию – обращайтесь ко мне.

И она ушла, оставив меня одну.

Я взглянула в даль длинного коридора, вздохнула, чтобы набраться храбрости, и пошла, следя за чуть помигивавшей линией хранилища. Ну чисто вход в пещеру с драконами! Не хватает страшных оплавленных камней и останков рыцарей в доспехах, как написал об этом поэт Фардье в «Песнях обитателей пограничных земель». Но надо перебороть страх и идти дальше. Тук-тук – гулко разносится по коридору стук подошв моих туфель. Тук-тук – гулко бьётся сердце в груди. Потрескивают факелы, дрожит пламя, обнимающее фитиль. Я, Адриана вед-Камли, в подземелье величайшей имперской академии, и я студентка.

И осознание этого поможет мне преодолеть любые преграды!

Из главного коридора я неожиданно попала в колодец – как на перекрёсток. От него лучами расходились ещё коридоры. Я в панике коснулась коричневой линии, и она заструилась по стене, по полу, перетекла на другую стену и там замигала призывно.

– Какое замечательное изобретение! – восхитилась сама себе за неимением других слушателей. – Что же ждёт меня дальше?

Ещё несколько десятков метров коридора, и я толкнула тяжёлую дверь, на которой висела табличка с витиеватой надписью «Хранилище». На меня дохнуло не жаром драконьей пасти, а запахом старого шкафа. Точно так, только погрубее и подешевле, пахло в нашем шкафу в дортуаре. А тут – словно духами побрызгали, а проветрить забыли.

Упёрлась я прямиком в конторку, какие бывают в банках. За ней никого не было, только большой фолиант, похожий на журнал записей, и бланки, нанизанные на штырёк, мирно ждали хозяина. Или хозяйку. В хранилище царила тишина, нарушаемая лишь шорохом где-то в глубине, в отдалении от света факелов.

– Здравствуйте! – негромко сказала я. – Тут есть кто-нибудь?

Шорох превратился в шаркающие шаги. Из-за тёмной массы у стены, которая при приближении свечи оказалась шкафом, появился весьма примечательный человек. Он не был старым, но горбился. На голове, почти скрывая длинные волосы невзрачного цвета, криво сидел картуз, который больше подошёл бы мальчишке разносчику газет. Одет человек был в мешковатый пиджак с длинными полами и короткие бриджи с чулками. Ничто в его облике не сочеталось ни между собой, ни с возрастом мужчины.

Приблизившись и отводя взгляд в сторону, он ответил:

– Здравия… Приказ?

– Пожалуйста, – я протянула ему бумагу, но мужчина не взял. Пришлось положить приказ на конторку поверх журнала. Вот тогда бумажку схватили толстые заскорузлые пальцы с нечистыми ногтями, и мужчина забормотал:

– Адриана… вед-Камли… не помню… Камли не помню… не было Камли… номер? Надо номер… какой номер?

Я смотрела на него во все глаза, пытаясь поймать взгляд, но это никак не удавалось – хранитель упрямо глазел, куда угодно, только не на меня. И бормотал, бормотал.

– Номер… дадим… Сто семнадцать… Один-один-семь… Сотня, десятка, семёрка. Хороший номер для такой фамилии… Стойкость и отвага – магия единицы… Семёрка – анализ и исследование. Хороший номер, хороший…

Он склонился, копаясь под конторкой, и выложил на неё тёмный камешек в серебристой оправе.