– А ты бы в кружок, какой записался и играл бы там на их инструменте. Кружков полно сейчас и бесплатно всё везде, – посоветовал ему Виктор.
– Да ну их эти кружки, – там ноты учить заставляют, а я играю на слух без всяких нот. Я сходил один раз в дом пионеров, мне не понравилось. А Ластик долго туда ходил, но он на пианино играл, потом кларнет освоил. У них оркестр был хороший. Сейчас он на флейту перешёл.
– А мне кажется, на ларьки он перешёл, – ухмыльнулся Злой и попросил его исполнить ещё раз Кукарачу.
Тогда это была одна из популярных песен.
На следующий день Витька после завтрака директор отвёл в медицинский изолятор, там он неделю находился с пятилетним мальчиком по имени Миша. Этот Миша лежал с диагнозом, сучье вымя. У него под обеими мышками выросло семейство нарывов и Витьку приходилось ухаживать за ним и кормить с ложки, так, как сосед по палате руками не мог шевелить. Виктор был отрезан от своих друзей и почему он об этом хорошо знал. Директор рассказал ему, что про план побега, который он собирался осуществить со своими земляками, ему стал известен, поэтому он решил зачинщика этой нелепой затеи изолировать от общей массы подростков. Когда его вернули назад ко всем ребятам, то девчонок уже не было. Их увезли в Горький.
Перед обедом в приёмник зашёл почтальон и принёс несколько телеграмм.
Директор, держа в руке телеграммы, по росту построил всех ребят в игровом зале и, посмотрев в сторону Ромба, скомандовал:
– Яшин сделай шаг вперёд.
Из строя вышел Ромб и Злой, забыв, что он назвался в первый раз Краевым.
Ребята посмотрели друг на друга.
– Это же я Яшин, – сказал неуверенно Ромб Витьку и, разводя руками, смотрел то на своего однофамильца, то на директора.
– Ты чего Ромб мелишь, Яшин это я, – вспылил Злой.
– Мы сейчас разберёмся, кто из вас Яшин, – сказал директор и зачитал телеграмму:
«Пропал Яшин Виктор, возраст шестнадцать лет, паспорта не имеет, одет в свитер зелёного цвета, и зелёные брюки. Немедленно выезжаю».
Марина Яшина.
– Кем тебе приходится Марина Яшина? – спросил директор у Ромба.
– Не знаю я такой, – недоумённо пожал плечами Ромб.
– Это моя сестра, – произнёс Злой, – она мне, как мать.
– Вот это да, – произнёс Ромб, – может мы с тобой родственники?
– Все люди братья, – сказал директор и повёл обоих ребят смотреть их гардероб.
В мешке Ромба и Витька свитера зелёного не обнаружили. А зелёные брюки оказалось, опознавательным знаком не являлись. Почти каждый подросток носил брюки такого цвета, но директор склонен был больше верить Ромбу.
– Вы оба лгуны, – сделал заключение он, – заврались до чёртиков. Покрываете, друг друга, но меня не проведёшь, – погрозил он пальцем, – Мне хорошо знаком говор горьковчан, – музыканту эта телеграмма пришла. Вот сегодня его экспедитор и повезёт домой, а ты Краев разговариваешь, как москвич. Но не надейся, что мы тебя повезём в столицу, чтобы ты пятки смазал от экспедитора. Сдаётся мне, что ты несовершеннолетний преступник, недаром тебя дружки Злым называют. Признавайся, что натворил и почему бегаешь от милиции?
– Окститесь уважаемый, – нарочито начал окать Виктор. – Я коренной волгарь, по соседству с дедом Кашириным проживал. Чай, пожалуй, известен вам этот злыдень? Любой ребёнок знает, как он Алёшку Пешкова жестоко порол. А ехал я в Грузию, чтобы мандаринов от души нажраться.
– Не ерничай Краев, – шлёпнул он Витька без всякого зла по затылку. – Жалко, что тебя так не пороли в детстве, как Максима Горького. Придётся сводку о тебе запросить и выслать твою фотографию в МУР.
– Хоть в «ИНТЕРПОЛ» отправляйте, – досадовал Злой. – Как хотите, поступайте, но я вам клянусь, что был на мне свитер зелёного цвета. Я его в одном доме оставил, когда ехал на юг. А Марина это моя старшая сестра. Она из Заполярья приехала. Так, что меня нужно везти домой, а не Ромба. Чего боитесь? Я никуда не сбегу. Вот вам крест, – и он для пущей верности неумело перекрестился.