– Дурак ты Яшка.

Выстрел оказался не смертельным, но травма однако была нанесена.

Витёк стрелял в упор, и хирург извлёк у неё из ягодицы не пластилин, как он думал, а кусок проволоки. Его искала милиция, но он, спрятав орудие преступления на чердаке, залёг у Рыжика в сарае, где просидел до первого сентября. Школа его уже не беспокоила. Всех больше Витёк боялся в это время комиссии по делам несовершеннолетних, которая могла его легко отправить в бессрочную колонию для подростков. Поняв, что долго не продержится на нелегальном положении, он заложил у Вероны, за десять рублей свой зелёный новый свитер, который ему сестра привезла в подарок с севера. Взамен свитера Верона дала ему коричневую поношенную ковбойку, от которой исходил могильный запах. В зелёных брюках и старой коричневой ковбойке он бросился в бега. Перекладными электричками он добрался до Москвы. Денег в кармане не было. Ужасно хотелось есть. Он неприкаянно бродил по незнаком улицам Москвы в надежде на дороге найти оброненную прохожими мелочь. Но как назло никто денег не терял. Или он не там искал.

Чтобы не заплутать, Витёк старался далеко от вокзала не отходить. Он решил курс держать на юг к морю, которое ни разу не видал. Ощутив, что его ноги устали от бесцельной ходьбы, он зашёл в приглянувшееся ему здание. На лифте поднялся на последний этаж дома. Устроился около дверей машинного отделения лифта, где его никто не видал и сразу уснул. Проснулся, когда на улице уже смеркалось. Стряхнув ладонями с брюк пыль, он направился на Курский вокзал. В переходе он нашёл старые десять копеек, которые ходили до тысячи девятьсот шестьдесят первого года и тут – же в затемнённом месте купил на эту монету пирожок с мясом. Съев, его он ощутил, что есть, хочет ещё больше. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что поблизости нет милиции, он зашёл в здание Курского вокзала. (Тогда это здание было старое и реставрацией там не пахло). Народу на вокзале было много, некоторые пассажиры расположились на бетонном полу. Он прошёл все залы, но свободного места, не нашёл. Около большого окна, Витёк увидал обувной киоск, стоявший рядом с чугунным отопительным радиатором, на котором можно было приземлиться.

Присев около будки черноволосой обувщицы, – ассирийки по национальности он увидал у неё на полке стопку бутербродов с варёной колбасой. От одного только вида колбасы у него ужасно закружилась голова. Проглотив слюну, он отвернулся и направился в туалет. Стрельнув там папироску у солдата, Витёк покурил и этим чуть забил голод. Затем вернулся на старое место, к будке обувщицы. Она обратила внимание на одинокого парня и подозвала его к себе:

– Кушать хочешь? – спросила она с акцентом.

– Так хочу, что всю кожаную обувь бы вашу съел, – без застенчивости ответил он.

Она налила ему из термоса горячего чаю с лимоном и накормила бутербродами.

– Ты не единственный слоняешься такой по вокзалу. Я из будки хорошо вижу перемещения вокзальной толпы. Поверь мне, отличить пассажира от беспризорника могу без ошибки. Из дома, наверное, сбежал? – спросила она.

– Нет, в детском доме живу, – соврал он неожиданно, – приезжал на похороны бабушки из Сухуми.

– Вон видишь мальчишек, – показала она, на группу ребят сидящих на сиденье около буфета. – Они не просто сидят, а прячутся. Я вижу, как они трепещут при виде милиции. А спроси у них, зачем они отираются на вокзале, тоже скажут с похорон едут, но денег на билет нет. Беспризорников сейчас нет, а вот странствующие курортники, навроде тебя иногда попадаются. Но до первой встречи с милицией, а там кутузка. Поезжай ты парень лучше домой, пока тебя не забрали, – посоветовала она, – не расстраивай мать с отцом?