— А если вы — та самая? И будете жить?

— Чтобы продолжить род хассора? Незавидная участь…

— А если я скажу, что вы будете жить лишь для одного? И это не род великого хассора, это нечто куда более важное. 

— И что же это?

— Вещь, которая сеет смуту, вещь, которая сводит людей с ума, вещь, которая делает несчастных людей пленниками этого дома. Я говорю вам это хасса, пусть знаю, что за такие слова могу лишиться головы, говорю от чистого сердца! Верю, что вы та, которая исправит всё это. У вас выйдет, вы сильная, гораздо сильнее других. Только не верите в себя.

— Наверное, ты говорила это каждой седьмой жене! — горько ответила. — Да?

Сайя не стала отвечать грубостью на такое замечание. Девушка побледнела, выдохнула, вздёрнула подбородок и вышла, забыв свои вещи на диванчике. Похоже, что её сильно задели мои слова. Дверь оглушительно хлопнула. Дёрнувшись, вжала голову в плечи, и будто настоящая воровка подошла к квадратной кожаной сумочке Сайи. Там, поблескивая в последних лучах солнца, лежал нож, похожий на скальпель. Я взяла его и только успела завести руку за спину, как вернулась Сайя. Она вихрем забежала, взяла свои вещи и вынеслась прочь, не одарив меня даже взглядом.

Боясь, что она вернётся, когда заметит пропажу, я бросилась к своей кровати и спрятала нож под подушкой.

Но Сайя не вернулась, вернулся хассор, чтобы продолжить незавершённый разговор. Наг не знал, что я задумала, что решила проверить, чтобы не сойти с ума. 

Если у него нет сердца, то его нельзя убить.

Проверить это очень легко.

18. Бессердечный

Поцелуй. Почему он был таким сладким? Почему, сходя с ума, я стремилась к тем губам, которые дарили мне только боль? Почему, зная, что получу лишь яд, желала и хотела только одного? Почему… 

Наваждение исчезло. Странное желание, потушенное моим здравым смыслом, утихло. Теперь я смотрела хассору в его янтарные глаза и задавалась совершенно иными вопросами. Например, почему он выбрал такое странное место для разговора и почему никак не может оставить меня в одиночестве.

— Вас Сайя позвала? — облизнувшись, мотнула головой, чтобы забыть про наваждение. — Да? И какое вам дело до моих кошмаров?

— Потому что по моей вине они становятся общими, хасса Ирэна. Я отвык от сновидений и хочу вернуть себе покой. Готов спорить, что в этих кошмарах вы видите что-то про меня, как я в своих вижу вас. Так почему бы не открыться и не сказать правду?

Нас разделяло ничтожно маленькое расстояние. Оно не мешало чувствовать тепло тела, слышать биение сердца… Биение сердца? Склонив голову, я торопливо вслушивалась в мерный шум: пение птиц, рычание хищников, щебетание каких-то зверушек, дыхание — моё сбивчивое и спокойное, мерное хассора, моё сердце. Но не сердце хассора. Желая убедиться в этом, я протянула руку и без спроса коснулась груди нага. Наверное, это выглядело дерзостью, но моё тело опережало мысли. Сдвинув вбок расшитую золотом ткань, я без труда добралась до кожи, та была достаточно смуглой, будто мерцала и сияла, когда дрожащими пальцами коснулась грудной клетки. Напрасно я пыталась что-то почувствовать. Только тепло тела, мягкость кожи и ничего более.

Вскинула голову и, испуганно округлив глаза, одёрнула руку, сделала шаг назад. Неприятно открытие меня напугало до ужаса. Едва переводя дыхание, покачала головой и прижала руки ко рту. Не в силах обмануть хассора, сбивчиво возразила:

— Правда в вашем мире самое ядовитое и самое смертельное оружие! Но я не желаю никому зла. Прошу вас…

Сбежать от хассора было сложно, но он, обескураженный таким моим поведением, только провожал меня взглядом. Конечно, я никуда не денусь из этого дворца. Никуда! Я буду его пленницей до самой своей смерти! Пленницей бессердечного нага.