– И?

Кайя сердито сверкнула на меня глазами, словно сетовала на мою непонятливость.

– Нужен мужчина, который его вразумит. От нашего отца никакого толку. Он слишком чтит традиции и не вмешается. Мол, мужу положено держать дом в своей власти – ну вот он и не полезет в чужую власть.

Я понимающе кивнул. Отец, который бесполезен в быту – одна из причин того, что я пошел работать в инквизицию. Надо было кормить трех сестер, если глава семейства предпочитал выпивку и крепкий сон.

– Разве у вас нет друзей? – удивился я. Такие милые барышни всегда окружены молодыми людьми. – Приятелей, поклонников? Одноклассников?

Экипаж мягко покатил по проспекту, и я заметил, что лицо ведьмы едва заметно дрогнуло. Да, у меня роскошный личный транспорт, а она всюду передвигалась на своих двоих, если судить по стоптанности ее сапожек.

– Я ведьма, если вы еще не заметили, – устало ответила она. – Ведьмы одиночки.

– Не одиночки. Хищники в своей среде обитания, – сказал я. И мужчины у них есть – смелые и лихие. – Ладно, как именно я должен его вразумлять?

Кайя улыбнулась. Все-таки у договорного брака есть свои преимущества. Каждый получает в нем то, что нужно, без упрямства и капризов.

– Он избил Мию, она сейчас у наших родителей. Давайте поедем к ним, Эдвард обязательно туда заявится, – голос ведьмы дрогнул, и я подумал, что никакие они не одиночки. Ведьмы очень семейственны, они обожают своих родителей, братьев и сестер, племянников и племянниц. Они двумя руками хватаются за узы, которые соединяют их с другими.

– Хорошо, дам ему в морду, – согласился я. У меня был солидный боевой опыт, этому Эдварду мало не покажется. Но Кайя посмотрела на меня с нескрываемым сомнением.

– Что-то не так? – осведомился я.

– Выглядите изнеженным, честно говоря, – призналась ведьма. – Может, просто покажете ему жетон? И скажете скучным голосом, что ноги ему повырываете? Хотя можете и вырвать, я буду только рада. Но нет, лучше не вырывать, Мия начнет его жалеть, и это добром не кончится. У нее чем больше жалости, тем крепче любовь.

Я невольно рассмеялся. Нет, эта барышня определенно умела произвести впечатление – очень яркими были глаза, очень энергичной речь. Даже жаль, что…

– Где вы живете? – спросил я. – Давайте я сначала оценю ситуацию, а там решим. Могу показать жетон, могу повырывать ноги. Мне все равно.

Кайя назвала адрес в Монском квартале. Понятно, моя седьмая жена из достойной, древней и обедневшей семьи.

Дом, возле которого остановился экипаж, испытывал не самые лучшие времена. Должно быть, раньше эти старые деревья и кусты в саду знавали руки опытных садовников, краска на фасаде здания не облупилась, а изящные завитки балконных решеток не хвастались ржавчиной. И уж конечно, раньше в этом доме не было таких скандалов, что слышно по всей улице. Выйдя со мной из экипажа, Кайя вздрогнула, ее лицо напряглось, и она решительно потянула меня за руку к парадной двери.

– Идемте! Скорее, Эдвард уже там!

Словно в подтверждение ее слов из дома донесся женский визг, а потом взахлеб зарыдал ребенок. Слуга, который, если судить по его видавшей виды одежде, исполнял роль дворецкого, повара, конюха, плотника и прочего работника, открыл нам двери и уставился на меня так, словно Кайя привела в родительский дом привидение.

Мы вошли в гостиную, и я увидел сцену, достойную античного театра. Молодой румяный здоровяк в щегольском костюме пытался отобрать ревущего младенца у худенькой девушки, лицо которой было щедро окрашено в красно-синий цвет побоев, а платье хвасталось пусть аккуратными, но заплатками. Дама, которая могла быть только госпожой Аберкромби, пыталась остановить его, хватая за рукав. Господин Аберкромби стоял чуть поодаль, с видом трагического актера глядя на зрелище. Кайя была права – он не собирался вмешиваться.