И трепетным скольженьем вдруг изменить течение ресниц.

И вздрогнешь ты в испуге или лени,

Захочешь уловить ты этот лучик,

Ответить мне волшебным озорством.

Я не сдаюсь, порхаю на плечо, на тень из-под ключицы,

Дальше, дальше.

А может, остановимся, дружок?

Еще не время играм и забавам.

Но воля в расслаблении,

И манит меня твое приветствие, как нежность.

И я спешу, забыв про все на свете,

Тебя расшевелить и рассмешить,

Внезапно в лучик солнца превратившись…

Она удивленно посмотрела на меня, и неожиданно тепло улыбнулась. «Вот она – моя единственная!»

Я понимал, что должен, обязан ее вылечить. Без Марии терялся смысл жизни… Мнилось, еще немного, и выздоровеет… она уже ходила… И вдруг резко стало хуже. Казалось, костлявая рука смерти, сжимая ее за худенькое горло воробушка, сжимала и меня… Глаза несчастной стекленели, покрывались толстой коркой льда, таяло лицо, исчезала жизнь. Истаивал и я…

В один из дней безуспешной борьбы, ее мать, в отчаянии заломив руки, встала на колени и заплакала, застонала. Внезапно, тигрицей набросившись на меня, закричала:

– Ах, вот что я вижу – лечить Вы ее не можете, способны только убивать!