Сначала казалось – пламя быстро обуглило и уничтожило бессмысленную проблему. Покой, тина, забвение обволакивали сердце. Как больно и трудно дались они мне. Но я их завоевал. Держу в своих уставших руках и наслаждаюсь ими каждой клеточкой исстрадавшейся души. Она действительно надорвалась от переживаний и не может вмещать все новые и новые. Замерзла и не желает оттаивать для жизненных сражений и бурь…

Но вскоре понял: что-то сломалось во мне. Ждал все- таки письма, но с некоторой ленью, высокомерием, неохотой. Начал догадываться – я не прав. Как нам, оказывается, не нравится ни в какой ситуации, что бы нас учили. Никогда и нигде. А может, приятель из хороших побуждений делал мне замечание? И, возможно, он заболел и некогда даже ответить. Долго я не получал ни строчки. Понял: Бог наказал меня за мой гнев и несправедливость. Я начал волноваться, переживать. Ждать. Забыл свое обещание все уничтожать. Каждый день заглядывал в письменный ящик – ничего. Он напоминал гроб. Да, да, наша дружба умерла, сгорела в том заключительном безумии. И ощутил – жизнь без этих писем становится невыносимой, тоскливой, мучительной. «О, что же я натворил?!» – рыдало сердце, сжавшееся в несчастный комочек. Выйдя на улицу, успокоиться и погулять, удивился. Грусть окрасила небо в синий цвет, солнце подсветило ее. Она стала нежно-голубой. Надежда подернула ее розовым туманом. И она рассеялась.

Вспоминал я своего приятеля сквозь призму расстояния. Зажглось сердце теплом и нежностью. И стал представлять его добрым и заботливым. Тонкие нити протянулись от него ко мне при этом воспоминании и сердце застучало быстрее, душа поверила. И захотел я теплой весточки от него…

Вечером слезно просил у Господа прощение за пренебрежение к моему знакомому. Обращаясь к Богу, обещал дорожить другом, если Всевышний вновь подарит его мне. И радость, наутро нашел конверт! Он был продолговатым, красивым, веселым. Я понял – не попроси прощения, не дождался бы ответа…

Надумав, поехал за покупками на рынок. Он шумел морем, штормил прибоем новых толп, отливом удовлетворивших свои желания… Когда я выходил, почти выплывая от туда на волнах разговора, шума, суматохи, услышал слепого скрипача – нищего. Играл, пел, надрывался. Положив в его чашу монетку, с благодарностью прошептал, сквозь слезы восторга и изумления: «Спасибо, Господь, за Твою награду. Я тоже должен кого-то отблагодарить». Слезы души все рвались и рвались. Успокоившись, приехал домой и вновь занялся перечитыванием весточки, которую получил от нового друга.

Вот так и ждут письма долгими зимними днями и вечерами, когда уже, казалось бы, нет никаких радостей от внешнего мира…

ПРОБУЖДЕНИЕ

Утро выдалось на удивление ясным. Ночью бушевала гроза. Ураган срывал с домов крыши. И они, угрожающе свирепея, отчаянно сопротивлялись в ответ на нападки ветра. Я нехотя собирался на работу. Накануне допоздна засиделся и так не хотелось вставать! Точно еще спал, а брюки и носки сами повыскакивали с рядом стоящего стула. И… что мне оставалось делать? Пришлось расклеивать дремотные глаза и пристально смотреть по сторонам – куда-то запропастился галстук.

Вот, наконец, и он надет. Но в спешке сборов негодник съехал с моей шеи в сторону, точно мстил мне за постоянное пренебрежение. Набегу дожевывал бутерброд с пригоревшей ветчиной. Опаздывая, совершенно не чувствовал, что ем. Вот они – молодость и холостяцкая жизнь! Рот был до отказа набит чем-то упругим, не прожёвывающимся. «Главное, —думал я, – не упаду от слабости где-то на подступах к работе».

Служба у меня скучная, но терпеть можно. Если администрация покидала здание, каждый занимался своим делом, рассыпаясь по закоулочкам, как цветы, вынутые из вазы. Они тотчас теряют свою скованность и радуются свободе. И на этот раз все бурно вздохнули после ухода начальства. Ко мне подошла наша сотрудница – приятная, ничем не выделяющаяся от других, женщина и изложила свою просьбу: