– Прости, – тут же став прежним, отозвался Анатолий. – В какой-то момент я действительно смотрел на тебя, но видел ее. Все это теперь кажется лишь сном. Фантазией. Но это было. И лишь благодаря тебе я вновь увидел ее наяву.

– Моя мама готовила для вас?

– И очень часто, – счастливо улыбнулся Анатолий. – Она любила баловать меня вкусной едой, а я в свою очередь старался угодить ей во всем и везде. Я обожал признаваться Насте в любви самыми необычными способами, –мужчина вновь растянул губы в ободряющей ухмылке. – Жаль, что мой сын не столь изобретательный в этом плане, но я верю, что со временем ты обучишь его и этому. Как тебе вчерашний вечер, а?

Почувствовав резкий прилив крови к своим щекам, я потянулась за кусочком сыра.

– Мне все очень понравилось. Только показалось, что вы немного надавили на Дмитрия.

Украдкой приподняв взгляд, заметила явное самодовольство в глазах Глебова-старшего.

– Иногда на моего сына нужно как следует надавить, – без утайки согласился он, иначе он надавит на тебя в три раза сильнее.

Озадаченно сведя брови, я всерьез задумалась над этим вопросом. Я терпеть не могла все эти провокационные штучки, к которым так часто прибегали в компании моего отца. Все это было так лживо и алчно. И совсем не походило на настоящие чувства.

– А разве нельзя это сделать как-то по-другому? – вслух спросила мужчину. – Немного нежнее?

Его правая бровь медленно изогнулась в дугу.

– Нежнее? С Димой? – казалось, вполне искренне изумился он, прежде чем вновь улыбнулся своей хитрой улыбкой и, протянув вдоль стола свою руку, слегка сжал мои пальцы. – Я буду только рад, если у тебя это получится.

Уловив очередное одобрение, я скромно кашлянула в кулак, переведя взгляд на окружающие нас стены.

– Могу я задать вам один небольшой вопрос? – немного робко спросила тотчас кивнувшего старика. – Почему вы живете в этом доме? Ведь с такими средствами вы же вполне можете позволить себе роскошный дом в любой части мира.

Опасаясь, что он, как и Дмитрий, начнет просвещать меня по поводу развращенности денег и человеческого сострадания, я мысленно приготовилась к новой проповеди. Однако Анатолий воспринял мой вопрос совершенно нормально.

– Мы с твоей мамой прожили здесь последние недели ее жизни, – со вздохом отозвался он. – И с тех пор, как она ушла, я так и не смог до конца смириться с реальностью. Признаюсь, мне нравится бродить здесь в воспоминаниях. Видеть ее призрачный силуэт у плиты. Слышать ее смех со стороны побережья. Вспоминать, как мы занимались любовью в воде…

Резко опустив голову, я непроизвольно поперхнулась кусочком непрожеванного сыра.

– Прости, – заметив мое смущение, поспешно произнес Анатолий. – Я не знал, что тебе неприятно говорить на такие темы. Обычно мы с сыном обсуждаем все совершенно открыто. Наверное, вы с отцом нет.

Меня передернуло. Что значит – все? Абсолютно все?!

Словно прочитав мой немой вопрос, он слабо усмехнулся:

– Всё – в мерах приличия. Без подробностей, но все же довольно свободно.

Немного успокоившись за приготовлением небольшого бутерброда, я едва выдавила из себя слабое подобие непринужденной улыбки.

– Вообще-то, вы правы. Мой папа не одобряет фривольности в своем доме. Максимум на что он давал разрешение моим парням – это лишь невинно поцеловать меня в щеку. Куда уж там об интимных разговорах? Ведь для него я все еще маленький ребенок.

– Поэтому он и охраняет тебя от всех бед.

– Проще говоря, постоянно мне лжет, – с горечью подытожила я.

– Он тебя любит и всего лишь желает, чтобы ты была счастлива.

Оторвав взгляд от куска хлеба, шумно вздохнула, смотря в светло-карие глаза этого необыкновенно доброго человека. Ведь мы должны быть врагами уже хотя бы потому, что я являюсь дочерью самого Мирона Аверина. Но Анатолий будто не замечал этого. Для него я была всего лишь Кариной – дочерью некогда любимой женщины.