Необычное условие заставило кожу покрыться мурашками.

— Зачем?

— Считай, что это моя прихоть. Вы так долго испытывали на нас свою власть. Настал мой черед.

— Хочешь подчинять меня? Владеть мной? — выдохнула я, содрогаясь от страшных предчувствий.

Джинн кивнул.

Решусь ли я на такую сделку? Решусь! Я готова пройти через огонь, лишь бы вернуть родителей и любимого брата.

— Я согласна! Все?

— Нет, не все. Когда я выполню свою часть сделки, ты даруешь мне забвение.

— С огромным удовольствием! — ядовито процедила я. — Теперь все?

— Теперь все, — с не меньшей язвительностью в голосе ответил он. — Почти. Ты знаешь, что нужно сделать.

Со скрежетом повернулся ключ в замке, дверь отворилась. В тесную камеру зашли два кряжистых тюремщика, без лишних слов подхватили меня под оба локтя, приподняв в воздух, так что ноги оторвались от земли, и потащили вон.

На джинна они не обратили ни малейшего внимания, наверное, я права: его вижу только я.

— Эй! — заорала я, оглядываясь на негодяя, который и не пытался мне помочь, просто шел следом. — Спаси!

— А ну молчать! — рявкнул тюремщик. — Не рыпайся, самой же легче будет!

Верно, у них тут все годами отработано: смертника без лишних разговоров — а чего с ними беседы вести? — хватали под белы рученьки и волокли на казнь.

Я вертела головой, оглядываясь на джинна, и в конце концов схлопотала подзатыльник, от которого зашумело в ушах, а желание вертеться повыветрилось.

Но как же так? Ведь мы заключили сделку!

13. *** 13 ***

*** 13 ***

Меня вытащили в тесный двор тюрьмы, окруженный неприветливыми высокими стенами. Прямо здесь была оборудована виселица для мелких сошек вроде меня. Показательные казни на площади устраивали матерым преступникам, клятвоотступникам и опасным колдунам, а кому интересны бедные селянки?

Тюремщики опустили меня на землю, на шершавую, слипшуюся комьями сухую грязь. Один остался рядом, придерживая за шиворот, другой, позевывая, направился к виселице, где под надзором других палачей переминался с ноги на ногу грязный мужичонка. Он был пьян до такой степени, что то и дело норовил присесть на корточки, а то и прилечь. Он благодушно жмурился от яркого солнца и улыбался злобным рожам охранников.

Мимо меня прошла баба с ведром помоев, вылила их в яму у стены. Безразлично покосилась на меня: казней она повидала столько, что они давно перестали трогать ее сердце.

В дальнем конце площадки мужчины в мундирах городской стражи тренировались с копьями. Все они обращали на меня внимания не больше, чем на деревянный чурбан, стоящий под петлей.

Неужели вот так и закончится моя жизнь? В этом отвратительном месте! Вонь помоев, грубые хари, безразличные лица и ни травинки, ни листочка — взгляду не за что зацепиться напоследок.

Я взяла пример с пьяного мужичонки и подняла лицо, подставляя его солнцу. Посмотрела сквозь прищуренные веки вверх, будто со дна колодца. Синее небо, птица бьет крыльями, словно торопится быстрее перелететь это гиблое место… Ничего, скоро я тоже буду свободна!

Опустила взгляд и увидела джинна. Он переместился из-за спины и встал под виселицей, пристально на меня глядя. А ты гори в преисподней, лживое создание!

Петля была только одна — вешать нас будут по очереди. Мужичонку водрузили на чурбан и придерживали с двух сторон, чтобы не свалился. Третий тюремщик накидывал на голову преступника петлю, а пьянчужка добросовестно ему помогал, тыкаясь головой в веревку, как бычок, но все время промахивался.

Зрелище было одновременно и потешное, и грустное — но я смотрела, чтобы не видеть безжалостную тварь. Джинн, никем не замеченный, передвинулся ближе, заслоняя обзор. Шевельнул губами. Раз, другой…