И страшное. Но это я добавила про себя.

— Анна!

— Я буду похожа на синтетическую медузу.

— Анна!

— Хорошо, — выдохнула я, стягивая с себя джинсы и футболку.

— Тебе будет хорошо. Сядет как влитое, — мама только не урчала от удовольствия, наряжая меня словно куклу. — Апчхи. Ну вот! — произнесла она, поворачивая меня к зеркалу.

— Ну вот, — повторила я за мамой. — Если я выдохну, то вся через горловину пройду.

Платье каким-то чудом держалась на плечах. Тяжелое, пыльное, серое, непонятно, от старости или всегда имело такой оттенок.

— Вот теперь я точно похожа на моль, — рассмеялась, потоптавшись на месте и изобразив руками крылья.

— И в кого ты такая? — недовольно заметила мама.

— Какая? — уточнила я меланхолично.

— Худосочная. Соседи точно думают, что я тебя не кормлю.

— Они так не думают, мам, — ответила я, пытаясь высвободиться из синтетического кошмара.

— Стой! А если я вот тут ушью… — она стянула платье на спине. — Собери волосы. Да выше подними, я боюсь тебя уколоть, — прихватывала ткань откуда-то взявшимися булавками. — Анна Витальевна, — заголосила, — ты сделала татуировку?!

— Какую татуировку?..

— Обыкновенную.

— Мам, я ничего не делала?

— Да ты что! А откуда тогда на твоем теле наколка, а?!

— Да я клянусь, что ничего не делала!

— А вот тут тогда что? — она несколько раз болезненно ткнула ногтем мне в шею чуть ниже правого уха.

— Мам… — я подошла ближе к зеркалу и пыталась хоть что-то увидеть. — Я ничего не вижу.

— Зато я вижу. Не ожидала я. Вот честно, не ожидала. И давно ты с ним встречаешься?

— С кем?

— Вот с ним, — женская ладонь выписала в воздухе дугу. — С тем, кто надоумил себя уродовать.

— Я ни с кем не встречалась и никак себя не уродовала, — старалась переубедить.

— Снимай!

— Что?

— Платье. Снимай-снимай. Ты никуда не пойдешь. Однозначно. Получишь диплом и домой. Ясно? Никаких гулянок.

— Мам! — я готова была разрыдаться. Ну что за день такой?!

Я быстро избавилась от платья. Одна радость — мне не придется его надевать.

— И все же как его зовут? — мама рывком забрала подвенечный наряд из моих рук.

— Я не понимаю, про кого ты говоришь.

— Про… Сергея, Станислава, Семена, Савелия?.. Какие еще у нас есть имена на “С”? И зачем было писать на латинице, у нас своих букв нет?

Мама что-то говорила и говорила. Сейчас ее было не остановить. Прошло бы еще пару минут — и меня обвинили во всех смертных грехах. Наконец я дождалась фразы:

— Иди в свою комнату.

Да я мечтала быстрее оказаться в спальне!

— Телефон, — мама протянула руку.

— Зачем? — спросила я.

— Затем. Телефон, — повторила она строже.

— Пожалуйста, — фыркнула я, протягивая аппарат. — Ты перегибаешь палку, мам. Я уже совершеннолетняя.

— Пока ты живешь со мной, придется слушаться, Анна Витальевна.

— Ясно, — выдохнула я.

Что я еще могла сделать в этой ситуации? Ну не драться же мне с собственной мамой за кусок пластика?

“За свободу”, — подсказал мне голос в голове.

Я была так вымотана за день, что не обратила внимания. Проигнорировала. Зашла в спальню, закрыла дверь и рухнула на постель. А вот и второй плюс примерки пыльного ужаса, мне не нужно было снимать одежду перед сном. Но пролежала я недолго. Мама же говорила о какой-то татуировке. Я подошла к зеркалу, повернула голову, стараясь рассмотреть, что же привело ее в такой ужас. Нашла в сумочке маленькое зеркальце и, соорудив несложную конструкцию, наконец увидела.

— Вот черт! — ругнулась я.

Мама не сошла с ума. У меня действительно была татуировка. Небольшая. В форме латинской буквы S. Красивой. Я смочила палец слюной и потерла черные завитки. Бесполезно. Видимо, это не мама, а я когда-то потеряла связь с реальностью и сделала на себе надпись.