– И теперь просит срочно их вернуть?

– Верно.

– Черт! И как мы сразу не доперли, что он запросто у тебя мог всё прятать? – сжимает лежащую на столе руку в кулак Арский, хотя, судя, по лицу, с удовольствием бы им кому-нибудь врезал.

А у меня брови на лоб лезут.

И как-то сразу вспоминается, что Ванюшка в первые пару недель, когда папочка ему разработку «Жемчужины» доверил, не особо радовался. Ходил хмурый и нервный. Всё цифры у него не бились. Или были слишком заоблачными. А вот спустя месяц или около того стал каким-то слишком довольным. Даже пару бутылок шампанского приволок, чтоб отметить событие. Сказал, что разработчики внесли глобальные правки и обыграли кое-какие детали иначе. Да, точно. Тогда-то он и папки приволок. А после три или четыре ночи подряд безвылазно за столом просиживал, что-то пересчитывая и смеясь. Ну да, верно, он еще на офис забил. Валюша ему документы прямо ко мне в квартиру возила.

– Вер, а ты не могла бы…

Вклинивается в воспоминания Михайлов, но я его обрываю, потому что о продолжении фразы и сама догадываюсь.

– Пока все толком не объясните, ничего обещать не буду, – заявляю четко, а затем киваю на огромные часы, украшающие зал, – до конца обеда, между прочим, пятнадцать минут осталось. Вы как хотите, а я желаю доесть. Может, мне через полчаса так нервы накрутят, что потом и ужинать будет противно. Так что, мальчики, приятного аппетита… мне.

Протараторив все без запинки, вновь берусь за вилку и ем.

И никто не мешает. Мужчины заказывают официанту три чашки кофе, а после переключаются на обсуждение какого-то общего знакомого, влезшего в реставрационные работы здания бывшей прокуратуры и попавшего под внимание миграционной службы из-за того, что девяносто процентов его рабочих – граждане ближнего зарубежья без документов.

Слушаю их краем уха и нет-нет, да проваливаюсь в анализ сказанного Арским. Что-то не нравятся мне выводы, которые напрашиваются сами собой. Да и действия Игнатова-младшего выглядят теперь иначе. Очень подозрительно.

На работу возвращаюсь в раздумьях. С Михайловым прощаюсь на автомате. Даже в кабинет Игнатова-старшего вхожу, забывая чувствовать мандраж и пиетет перед «царь-батюшкой».

– Сергей Сергеевич, – произношу ровно и обеими руками прижимаю к животу прихваченный по случаю ежедневник. – Вы просили зайти.

Да, напоминаю.

Ну а вдруг старческий маразм?

Сына-то он с женой поздно родил. Ему, если не ошибаюсь, где-то под шестидесятник сейчас. А у меня и в двадцать восемь иногда кое-что из головы вылетает. Вот, к примеру, просьбы всяких бывших женихов.

Иван-Царевичей, мать их так.

– Проходите, Вера Владимировна, – кивает высший начальник и сверху до низу полосует цепким взглядом из-под очков. – Присядьте пока, – указывает на стул напротив своего кресла. – Я через пару минут освобожусь.

И углубляется в бумаги, которые просматривал перед моим приходом.

Выполняю.

Прикрываю за собой дверь. До этого ее не трогала. А ну как прямо с порога выставят писать заявление в приемной. И прохожу к обозначенному месту. Спокойно сажусь, скрещиваю ноги в лодыжках, складываю ладошки на кожаной обложке записной книги и, чтобы не скучать, приступаю к визуальному осмотру кабинета.

Ну не на генерального же пялиться?

Мне мужчины в возрасте как-то не интересны.

– Нравится? – вопрос Игнатова застает врасплох.

Признаюсь, фотокартина, на изучении которой меня ловят, впечатляет. Не потому, что она прекрасна, и я хотела бы там побывать. Скорее, тем, что кажется здесь неуместной.

В кабинете гендиректора солидной строительной фирмы я ожидаю увидеть один из тех объектов, что уже были спроектированы и воплощены в реальность «Слайтон-строем», но никак не хибарку, сколоченную из бамбука.