– Прости меня, – шепчет хрипло, но искренне и целует в носик.

– И ты меня прости тоже, – шепчет она.

– Что? – его изумлению нет предела.

– Это было…– подбирает слово, – шедеврально.

У него прямо из груди вырывается радостный выдох с облегчением. Он улыбается, но готов расплакаться. Утыкается ей лбом в голову, крепко сжимает в объятьях, телефон замолкает и он шепчет:

– Я люблю тебя. Очень. Правда. Я дурак да?

Ее сердце замирает от радости и ужаса одновременно. Он сказал это. Так просто. Он произнес это вслух. Он признался. У него хватило мужества произнести это. А она не может. Почему? Хочет, но не может. Любит ё моё! Неужели, правда?

Снова звонит телефон, но, никто не обращает на него внимания. Алина не двигаясь, замечает:

– Самолет улетит, а тебя выебут похлеще, чем ты меня сейчас.

Он хмыкает:

– Это точно! Мне пора бежать. Ты не обижаешься?

– Нет. Сочувствую тебе очень, я вот сейчас не в состоянии бегать.

– Спи, малыш. Уже и так поздно, завтра тебе на работу, – целует в щечку,– Сладких снов. Я как приеду, позвоню тебе, – но сам не шевелится.

– Куда приедешь? Сюда? Или когда прилетишь туда? – уточняет она.

– Когда туда прилечу. Не забудь про телефон, принесут в восемь. Отправь мне смайлик, так я буду знать, что все в порядке. Поставить тебе будильник? – не встает, жмется к ней. Открыла глаза, толкает его в плечо:

– Вставай, давай! Тебя уже заждались! Опоздаешь же! Будильник у меня в автомате стоит, – она, подымаясь, хлопнула ему по животу, шутя.

Пока она искала халатик и переодевалась в него, он уже был одет. Обуваясь в коридоре, он снова спросил:

– Ты со мной? Птичка.

– Да, Игорежик, я с тобой, – спохватилась, – Подожди!

Убежала на кухню, вернулась с пакетом в руках и сунула ему в руку, что-то едва теплое, какая-то стряпня:

– Это тебе на дорожку, – целует быстро, – Все беги!

Не хочет уходить, за голову придвигает ее к себе, еще раз целует.

– Я позвоню.

Убегает без лифта, по лестнице. Вздыхает, закрывает двери. Падает на кровать и смотрит на стену. Теперь эта часть стены ее самая любимая. Скоро в этом доме не останется места, где бы они не занимались любовью. Только если на потолке. Как не хочется съезжать с этой квартиры. А в голове как засело эхом « Я люблю тебя».

Сев в машину он крикнул «Гони»! Начал рассматривать содержимое пакета, развернул, а там еще теплые, пышные оладушки. Запах выпечки распространился по всей машине. Улыбнулся, и с удовольствием запихал один в рот целиком. « Да ты моя маленькая! Заботливая. Обожаю тебя!» Только сейчас осознал, что чертовски голоден. Сидит, уплетает оладьи и улыбается. Водитель, поглядывая на него в зеркало заднего вида, отмечает для себя, что впервые видит его таким счастливым, таким обычным, таким нормальным, вообще улыбающимся. Он всегда сдержан и строг. Словно робот, а не человек. Его даже не заботит, что они опаздывают. Кто-то явно перевернул его мир с ног на голову. Интересно кто эта кудесница?

На самолет он успел. И весь полет только и думал о ней. Перебирал в голове каждое слово, каждое действие. Для него было непостижимо, что после произошедшего она не прогнала его прочь. Он прекрасно знал о своих, не лучших наклонностях. И даже пытался лечиться у лучших психиатров. Считал, что это уже давно в прошлом, а как оказалось нет. Но ведь были же эти пару лет спокойной жизни. Он не испытывал желания делать ничего подобного. Он все держал под контролем. Кельман, его врач, говорил, что в этом и была его проблема, держать все под контролем. Даже желал, чтобы появился в его жизни человек, способный сбивать его с толку. Как накаркал. Он считал, что этот человек его дочь Ева, с ее детской непосредственность, пока не встретил Алину. Она действительно сбивает его с толку. От нее он впадает в ступор. И в моральном, и психологическом, и сексуальном. Во всех смыслах.