Мы поднимаемся в лифте домой, садимся ужинать, я мельком листаю страницу, замечая среди пары десятков заявок в друзья Самсонова.

Тут же приходит сообщение от Кира, но мне не до него. Все рецепторы, словно те самые раковые клетки активировались. Буквально поедают меня изнутри, не давая нормально вздохнуть.

— Луш, чего не ешь? — мама отлично готовит, но всегда переживает, нравится ли нам.

— Ем, мам, — нанизываю на вилку котлету. – Пап, а ты помнишь Сережу Самсонова? Ну, друга Ефима.

Отец хмурится, солит котлеты под недовольным взглядом матери.

— Самсонов? Это не его отец бандюган бывший? Теперь у руля в Госдуме. И старший, вроде, тоже по той же дорожке пошел.

— Ну, я не знаю подробностей. Просто видела его сегодня. Он даже помнит меня, — от чего мурашки по копчику чечетку бьют. — И брата. Почему они поругались?

— Понятия не имею. Да и былью это поросло. Ну, встретила и встретила, пусть мимо идет. Я сразу Ефиму сказал, нам такие друзья не нужны.

— Потому что мы святые? — складываю руки вместе, делая вид, что я икона. Мама смеется, папа улыбается.

— Потому что у нас есть репутация, Луш. Потому что мы династия врачей. И что от нее останется, если мы будем брататься с бандитами?

— Почему бандитами? Может, это слухи!

— Ну, Луш, малыш, ну, не будь наивной! Все, кто ездят на машинах за сорок миллионов, скорее всего, бандиты из девяностых. Понятно, что теперь они приличные люди. Но закон помнит все. Слава, расскажи.

— Да что рассказывать, я же в тюрьме практику проходил. И Юра этот уже тогда сидел. Молодой совсем, а уже убийца.

— Они поэтому перестали общаться?

— Нет, там что-то другое было. Я, конечно, слово свое скажу, но вмешиваться не стану.

— Ага, как сегодня. Мам, он меня перед Кириллом какой-то малолеткой выставил! И он меня не лапал, а обнимал.

— Нет, дочь, он именно лапал. Завтра будет другой, тоже дашь ему себя лапать?

— Нет, конечно!

— А выглядит иначе.

— Что ты меня какой-то… курвой выставляешь! — вскакиваю.

— Это именно так выглядит со стороны. Я тебе доверяю, но тебе сильно понравится, если за твоей спиной смеяться будут? Пальцем показывать?

— Нет, конечно. Неприятно.

— Ну, вот. Сядь, Лукерья, и поешь. А то вон, у мамы лицо, как помидор, красное, что мы с тобой яства ее знатные так и не отведали.

Папа вечно говорит этими славянскими песнопениями, смешит нас до колик. Но не сегодня.

Сегодня я думаю о том, что он прав, и лучше не давать себя трогать на виду у других.

На виду у Сережи.

Значит, он сын бывшего бандита? Я даже не знала!

Да и как поймешь по этим хитрым, красивым глазам?

Лис…

Провожу пальцем по его странице и случайно даю согласие вступить в мой небольшой круг друзей, из которых он так легко когда-то вышел.

Сердце замирает, потому что, чтобы увидеть его сообщение, мне приходится перейти в наш диалог. Диалог, который я когда-то на эмоциях удалила… Жаль, что воспоминания об этой переписке нельзя стереть нажатием кнопки.

Он скидывает всего лишь песню, песню, которую я прислала ему однажды в знак своей детской влюбленности.

4. Глава 4.

Тебя разлюбить я пыталась 100 раз

И от тебя бежала на другой полюс!

Больше не могу так, пойми, soulmate!

Лучше от меня скрой свои stories,

Тебя разлюбить я пыталась 100 раз

И от тебя бежала на другой полюс!

Больше не могу так, пойми, soulmate!

Лучше от меня скрой свои stories.

Я знаю эти слова наизусть, я столько раз слушала эту песню, даже включала в его машине, когда он подвозил меня домой, если брат не мог.

Зачем он прислал мне эту песню? Что хотел сказать? Почему именно сейчас?

Лис: «Привет, зайчонок».

Пишет он, а у меня паника. Что отвечать, зачем я вообще читаю это?