Огни деревни за окном машины исчезают, мы оставляем их позади, и голоса стихают, а потом и вовсе пропадают. Наступила ночь, и в густой темноте, которую едва прорезает свет фар, я отвлекаюсь на другие мысли.

Я думаю о том, как далеко я сейчас от дома. Я думаю о том, что Серджио продолжает ехать вперед со скоростью 40 километров в час, быстрее ехать невозможно из-за выбоин и постоянного риска вылететь на обледеневшую часть дороги.

Если с машиной что-то случится и мы остановимся здесь, у нас будут большие проблемы, потому что за столько часов поездки мы видели на дороге лишь один легковой автомобиль и пару фур. Это место – самое бездонное нигде, без единого дорожного знака или простой вехи на обочине, указывающих на то, где мы находимся.

Неожиданно из темноты появляются два примитивных сооружения – справа и слева от дороги. В слабом желтом свете двух фонарей мы видим тянущуюся перед ними изгородь из колючей проволоки. Девушка в униформе и меховой шапке подходит к машине и вежливо просит нас предъявить паспорта. Она, внимательно рассматривая, листает их, затем просит нас пройти за ней в маленький домик-офис, тот, что справа.

Я дергаю Серджио за рукав и шепчу ему:

– Это что, таможня? Но мы же в Молдове!

Он качает головой и улыбается. Он говорит, чтобы я не волновался, все будет в порядке. Он хорошо знает эти места, поскольку живет здесь уже пять лет и у него, 42-летнего, здесь есть молдавская подружка, которой 19. Я интегрировался, говорит он и смеется. У него офис в центре города и нужные связи на таможне, что является обязательным условием для работы здесь. Он знаком с некоторыми политическими шишками и пользуется уважением и доверием владельцев текстильных фабрик – тех самых, ради которых я сегодня приехал из Италии с поручением установить контакты.

– Да-да, мы на границе, – говорит он. – Они должны нас зарегистрировать, выполнить все формальности… штампы, бумажки. Это займет пять, максимум десять минут.

Ладно. Это ничто по сравнению с теми 45 минутами, которые потребовались для пересечения границы между Румынией и Молдовой. Но здесь-то что за граница?

Девушка в форме дает добро, все в порядке, нас пропускают. Мы возвращаемся на дорогу. И пересекаем границу. Но, судя по всему, мы все еще в Молдове! Серджио, не переставая улыбаться, качает головой.

Нет. Это такая граница – официальная демаркационная линия, проведенная на востоке Молдовы на всех картах.

Хотя дорога стала лучше. Более обустроенной, чистой и ухоженной. Появились фонари, освещая ее через четкие интервалы. Изменился и пейзаж, он выглядит менее пустынным. Заснеженные деревья, несколько домов.

– Ты можешь мне объяснить, что это за место? – спрашиваю я Серджио.

– Приднестровье. Мы въехали в Приднестровье, территорию за рекой Днестр.

– И что это за страна такая? Это что, шутка?

То, что это не шутка, я понял метров через 200–300 после того странного пограничного пункта, где меня зарегистрировали.

Не шутка. Я понял это по тому, что на границе, которую мы сейчас пересекаем, стоят русские солдаты.

Мы приехали в гостиницу. 100 долларов в день – месячная зарплата ее служащего. На парковке отеля несколько машин, в основном со швейцарскими номерами, диковинка. Да, здесь нет аэропортов… Проходя через ресторан, я слышу чей-то разговор. Я южанин и четко различаю акцент своей страны: это калабриец! Но что, черт возьми, делает человек из Калабрии за 3 тысячи километров от Джоя Тауро в таком месте? Турист? Боюсь, что ответ у меня уже есть. Я ужинаю в номере: мясо со спаржей и греческим салатом, и вскоре после этого падаю на кровать смертельно уставшим.