Обезволенной марионеткой я выбралась в коридор, полностью подчиненная монотонным движениям закручивающейся в воздухе цепи. Прошла вперед, шагнула за порог… Воздух снаружи был не сильно лучше того, что внутри.

– Шикварра, цабат, – приказала Тавара, цепляя свободный конец цепочки к диковинному устройству с сотней колец, торчащих из железного бока.

К другим тоже крепились зеленые (и иногда красные) цепи. Длинные, тянущие кого-то еще со всех концов широкого дома-ангара.

Само устройство было железной попоной накинуто на огромного не то быка, не то буйвола. Обросшего густой коричневой шерстью и с несколькими ороговевшими наростами на туповатой морде. Позади зверя катилась низкая повозка, разделенная внутри на пустые отсеки.

– Шикварра! Жвандэ та хеккара, цабат, – велела тетка, кивнув на двинувшегося вперед… ну, допустим, буйвола-переростка. И пошла к другой девице, послушно бежавшей за красной цепью. – Шикварра! Шикварра!

Шерстяной зверь вел нас к полю, заросшему ярко голубыми цветами на толстых колючих стеблях. Я изредка оборачивалась, пытаясь понять, сколько таких пленниц идет за повозкой. Но проще было пересчитать заполненные кольца на устройстве. С той стороны «попоны», с которой брела я, было около двадцати зеленых и четыре красных.

Каждая светящаяся цепь тянула за собой рабыню. Кого-то близко к животному, кого-то на отдалении, в зависимости от выданного «поводка». Что удивительно, цепи между собой не путались и никогда не переплетались. Процессию завершали еще два буйвола с пустыми повозками.

Один раз следовавшая прямо за мной девушка с красными до локтей руками оступилась и уселась на землю растирать лодыжку. Зеленая цепь натянулась, мигнула алым. Пленница подскочила с обиженным воплем и, прихрамывая, торопливо вернулась к буйволу.

До чего техника дошла… А мистер Уэйн знает толк в извращениях!

– Шикварра! – в очередной раз проорала Тавара, тыкая пальцем вперед.

Беловолосая девушка, что шла быстрее всех, тут же вбежала в заросшее поле. И, морщась от уколов колючих стеблей, принялась послушно раскрывать голубые бутоны.

У нее это получалось довольно споро: движение пальцев – и лепестки послушно расходятся, обнажая сверкающую жемчужную серединку. Ее-то и выковыривала девушка. Затем аккуратно бросала в пустой отсек повозки и, негромко ойкая, шла к следующему цветку.

Ясно… это работы. Диковинные, жестокие, но всего лишь работы. А я себе уже черт знает чего нафантазировала, поглядывая на жуткий крюк в стене.

Другие пленницы тоже вошли в колючее поле и, стискивая зубы и сдерживая вскрики, принялись добывать «жемчужинки». Я попробовала проигнорировать приказ рабовладелицы, но тут моя цепь мигнула красным… И, охнув от болевого импульса, ударившего под дых, я поспешила в поле.

Ладно, мистер Уэйн. К черту. Один раунд я вам подыграю.

К обеду я разжилась мозолями на каждом пальце. Исцарапала все ноги, никак не защищенные от колючих стеблей чертовым платьем-разлетайкой. Будь на мне мои плотные джинсы и кожаная куртка, все было бы не так кошмарно.

В полдень «солнце»-галлюцинация покраснело и начало жарить так, что пот покатился в прямом смысле ручьем. Я наконец поняла смысл этого выражения, даже не пытаясь увидеть что-то за соленым потоком.

Поле окрасилось в дивный розовый, а пятнистая планета с дымчатым кольцом пропала из виду. Несколько раз мимо пленниц проходил буйвол, обвешанный кувшинчиками, и девушки жадно припадали к керамическим горлышкам.

В какой-то момент я тоже сдалась. Попробовала белое кефироподобное нечто, сладкое, сливочное… Ничего, съедобно. В итоге выпила целый кувшин. И жар немного отступил.