Но роль это всего лишь роль, и ты прекрасно это осознаёшь, осознаёшь так же ясно, как и то, что волоски по всему телу начинают вставать дыбом, а холодный пот выделяется в самых неожиданных местах – в промежности, за коленками, на загривке. И тебе совсем не хочется, чтобы он прекратил играть эту роль, ты готов на всё, лишь бы представление продолжалось. Ты подыгрываешь, стараешься быть хорошим – для него хорошим. Говоришь то, что он хотел бы услышать, киваешь, когда он ждёт от тебя этого, нервно смеёшься, приглашённый его специальным выражением лица оценить весёлую шутку. О да, ты становишься превосходным актёром, а иначе и быть не может – ты ведь хочешь пожить ещё немного, не так ли? Ты будешь жить, пока будешь ему нравится, и вот уже включаются скрытые механизмы, о существовании которых ты и не догадывался. Механизмы, которые подсказывают тебе, какое выражение лица подбирать в ответ на каждое его слово, какие интонации должны звучать в твоём голосе и какие жесты должны исходить от твоего тела. Ты, марионетка в его руках, готов на всё, лишь бы он продолжал играть с тобой, лишь бы не наскучить ему. Ведь в его руках не только те ниточки, что управляют твоим телом, но и те, которыми ты привязан к этому миру. Один неверный шаг, и он развяжет узелок, и тебя унесёт в неизвестность, в небытие, туда, откуда ещё никто не возвращался.

– Мы же с тобой договорились, – коньячные глаза вызывающе спокойны.

Такое спокойствие мне хорошо знакомо. Оно появляется в его взгляде за секунду до того, как он отвернётся к оптическому прицелу снайперской винтовки, за пять секунд до того, как он нажмёт на спусковой крючок.

– Антон, я…

Коньячные глаза прищуриваются:

– Ты?..

– Я не смогу! Ты же знаешь, у меня ничего не получится!

– Мы обсудили это. Ты согласилась. Мы приехали к чёрту на рога для чего? Для того чтобы посмотреть, как ты будешь распускать сопли?

– Я не смогу… не смогу… не заставляй меня…

– Спасибо за сотрудничество. Вышла из машины.

– Нет!

Перегибается через меня, открывает мою дверь, толкает в плечо:

– Катись отсюда.

Я упираюсь руками и ногами, в пол, в потолок, хриплю:

– Не надо, пожалуйста! Я сделаю, я всё сделаю!

Катиться мне некуда. Уже некуда. Нужно успокоиться, я делаю только хуже, я рою себе могилу. Настоящей себе, не той, что лежит в моем гробу.

– Иди.

– Дай мне минуту!

Тяжело дыша, откинулась на спинку сиденья, закрыла дверь. Его не за что винить, он даёт мне шанс, ещё один и последний. Я облажалась. Меня узнали. Разоблачили. Рано или поздно, меня бы всё равно поймали. Антону пришлось инсценировать мою смерть, чтобы полиция от меня отстала и не вышла на остальных. Ему не понаслышке известны дотошность и методы следователей, и он ещё не доверяет мне, опасается, что на допросах я сдам всех с потрохами. Выходов было два. Или действительно прикончить меня, или сделать так, чтобы весь мир думал, что я умерла. Первый вариант был предпочтительнее ввиду своей незамысловатости, второй был сложнее, но мне повезло. Сегодня мы хоронили чужой труп, обгоревший в моей машине и обвешанный моими драгоценностями – старый, как мир, беспроигрышный трюк. Я старалась не задаваться вопросом о том, насколько этот труп был мёртв, когда выбор Антона пал именно на него. Меня же ждали новые документы и ссылка в Беларусь или Казахстан на выбор.

– Пожалуйста, – шептала я вчера в трубку, набравшись смелости. – Я не хочу. Есть хоть один шанс, что ты разрешишь мне остаться работать с вами?

– Мы уже всё решили. Билеты на поезд у меня, собирай свои…

– Антон, пожалуйста. Я больше не подведу, обещаю. Если это случится, ты можешь… можешь меня убить.