Как долго мы ехали? Я не смотрела на часы. Сидя рядом с ним на заднем сидении такси, я чувствовала себя потерянной – в этом городе, в незнакомой стране, в обществе совершенно чужого мне мужчины. К моему счастью, Хартмут не досаждал мне разговорами. Думаю, от него не укрылось моё состояние, и он деликатно оставил расспросы до лучших времён.

«Вроде не гангстер», – успокоила я себя и приготовилась встретиться лицом к лицу с тем, что приготовила мне судьба, и во что вляпалась сама в результате нашей дурацкой жениховской затеи.

– Ну вот мы и дома.

Хартмут расплатился с таксистом и помог мне выйти.

Я огляделась. За довольно высокой живой изгородью из сочно-зелёного кустарника с блестящими жёсткими листьями, напоминающими по форме лавровые, поднимался внушительных размеров трёхэтажный особняк. Минуя массивные чугунные ворота, мы вступили на вымощенную светлым камнем дорожку, ведущую к дому и разделяющую этот участок сада на две, почти симметричные половины с ухоженным, аккуратно подстриженным газоном и роскошными цветочными клумбами из лилово-голубых гортензий, бордово-красных, источающих нежный аромат роз, цветных хризантем и прочих, незнакомых мне, осенних цветов.

– Нравится? – проследил мой восторженный взгляд Хартмут.

– Конечно! Разве такая красота может не нравится?

Он удовлетворённо кивнул.

– Неужели вы живете здесь только втроём? – невольно вырвалось у меня.

– Так уж вышло, а что в этом особенного?

«Действительно, что?» – усмехнулась я, вспомнив о родителях, считавших дворцом их малогабаритную двушку, но, дабы не выглядеть свалившейся с луны, решила впредь держать язык за зубами.

Открылась входная дверь, и на крыльцо вышли двое: строгого, почти неприступного вида пожилая женщина и молодой симпатичный парень, внешне очень напоминавший моего спутника.

– Знакомьтесь. Это Мария, – представил меня Хартмут.

– Анна Бернхард, – сухо приветствовала меня его мать, царственно протянув руку.

Среднего роста, худощавая, с короткими, белоснежными, волосами, уложенными в элегантную причёску, «старушка» рассматривала меня придирчиво, с лёгким оттенком неприязни. От её взгляда хотелось забиться в щель или спрятаться за чью-либо широкую спину.

Я невольно оглянулась, ища поддержки у Хартмута, но он в это время лишь вопросительно смотрел на мать. Помощи ждать было неоткуда. Я невольно втянула голову в плечи и съёжилась. На сердце снова сделалось тоскливо.

– Привет, Мария, я – Патрик! Сын и внук, – широко улыбаясь, юноша крепко пожал мне руку.

«Хоть один нормальный человек в святом семействе», – вздохнула я с облегчением.

Следуя за фрау Бернхард, мы прошли в дом. Всё в нём свидетельствовало об основательности, достатке и… полном отсутствии уюта. Время будто замерло здесь, потерялось в полумраке прихожей, укрылось среди громоздкой, купленной на века мебели, остановилось у подножия гранитной, с вычурными перилами лестницы.

Мне отвели одну из трёх комнат на втором этаже – гостевую. Слева и справа она соседствовала со спальнями Хартмута и фрау Бернхард. На самом верху обитал Патрик.

– Очень практично, – подмигнул он мне. – Бабушке до меня высоко, а папе – некогда. Делай, что хочешь!

В жизни своей я не видела ничего подобного в качестве жилища для такой маленькой семьи! Комната для гостей раза в два превосходила размером наши российские «залы». Вблизи широкого, занавешенного тяжёлыми тёмными портьерами окна располагалась громоздкая двуспальная кровать. У противоположной стены – шифоньер с раздвижными зеркальными дверями, в углу – туалетный столик. Весь этот мобильяр, как и прочая обстановка в доме, выглядел тяжеловесно и дорого.