А Ёлка как будто подслушала мои мысли и говорит:

– Никогда у нас не было таких красивых вещей! Никогда! Только до войны у меня были шёлковые трусики, но они были одноцветные!


Совсем недавно я случайно услышала, Бабушка сказала Мамочке:

– Вавочка, у Ниночки осталась только одна ночная рубашка! Это невозможно, когда воспаление лёгких, она в одной лежит, а другая сохнет. Я из своей ей рубашку перешью.

– Но у тебя одна ночная рубашка! – говорит Мама.

– Посплю пока в старом сарафане – он уже весь как сито, ходить в нём нельзя!

И совсем недавно у нас было только по одному платью.


Когда я очень удивляюсь, я забываю дышать, и сейчас я не дышу – в самом низу моей стопки лежат шёлковые трусики, они в каких-то чудных цветочках, цветных разводах – я даже представить себе не могла, что трусики могут быть прекрасными! Я начинаю дышать, быстро снимаю свои трусики и надеваю эти, прекрасные! Ёлка смотрит на меня, хмурится, потом тоже быстро снимает свои трусики и надевает подарочные – они у неё тоже прекрасные!

Бабушка хлопает в ладоши, прижимает руки к груди, она смеётся, но, как всегда, непонятно – она плачет или смеётся, хотя она, как и все мы, хохотушка.

– А ты почему не надеваешь? – спрашиваю у Анки.

– Я их поберегу! – объясняет Анночка.

– Для чего их беречь? – Ёлка делает кривую голову и тонкие глаза. – Смешно!

– Вот будет праздник – я их надену! – Она так спокойно и уверенно говорит, как взрослая.

– Мамочка! Девочки! – зовёт Мама из столовой.

Мы вбегаем в столовую. Между обеденным столом и Папиным “письменным” стоит Мамочка – я никогда не видела её такой прекрасной!

На ней большая белая, с волнистыми полями и чёрной лентой блестящая шляпа, она как будто сплетена из белых и немножко чёрных лент, моё любимое платье, на шее белые новые бусы, на руках новые длинные белые шёлковые перчатки с чёрными пуговками, левая рука согнута – на ней висит новая чёрная кожаная (так Бабушка сказала) сумка, на ногах новые замшевые туфли на блестящем каблуке, и весь носок у них как будто обсыпан конфетти! Все хлопают в ладоши, я тоже, но я ничего не могу сказать, хочу, но не могу – потому что я не могу найти слов, правильных слов, для моей любви и восхищения!

Мы ложимся спать. Я сижу в ночной рубашке на своей кровати и разглядываю трусики и брошку-пароход, они рядом на стуле. Не буду ложиться, если лягу, сразу засну, а мне ещё хочется всё вспомнить и посмотреть на свои трусики и пароход!

Взрослые часто говорят, что у них что-то не помещается в голове, у меня всегда в голове всё помещается! И сегодня Папка привёз такой замечательный сюрприз – он весь поместился у меня в голове, я сижу и всё вспоминаю.


Входит Бабушка, у неё мокрые глаза и руки прижаты к груди.

– Жоржик! – Она говорит очень серьёзно, ласково, и мне опять кажется, что ей трудно не плакать. – У меня лет тридцать не было таких красивых, удобных, мягких туфель! Большое вам спасибо! И они мне удивительно по ноге!

– Я рад, Надежда Ивановна. – Папа кивает головой и немножко смущается.


– Посмотри, Мышка, я думаю, тебе понравится! – И Папа что-то протягивает Маме.

Мама не просто охает, а прижимает “это” к лицу, и я вдруг вспоминаю: война, Свердловск, сорок третий год, лето, Мамин день рождения, Папин подарок, который дарит Ёлка, и что-то блестящее, прекрасное, лёгкое, жёлтое летит над столом – крепдешиновая косынка! И сейчас и тогда Мама прижимает “это” к лицу. Потом она ставит “это” на рояль, я вздрагиваю – Мамочка очень бережёт рояль. Мы все – нас трое и Бабушка – подходим к роялю и видим: на рояле стоят игрушечные, волшебные, маленькие-маленькие ярко-жёлтые босоножки.