Он бесился все больше и больше, не в силах пробудить во мне ответной реакции. А я теперь сама безумно посмеивалась, торжествуя, контролируя его и саму себя.
Марк снова повалил меня на стол, сжал руки, хотя я даже не думала вырываться, лишь тихо стонала, когда он больно прикусывал кожу и грубо давил на предплечья.
- Хочешь! Ты хочешь, Снежок! Хочешь меня, - повторял Марк как заведенный.
- Хочу. Конечно, я хочу тебя, малыш, - вторила я ему. - Я всегда тебя хотела.
- Черт. Черт. Черт, - ругался он.
А я снова смеялась, зная, что он не получит от секса на столе с женой собственного дяди желанного запретного удовольствия. Я навязала ему свои правила. Марк заранее мне проиграл. Это было невероятно.
Я опьянела от власти, от понимания, что все это время он не прекращал желать меня. Мое тело пело, желая его, но разум требовал больше.
- Прекрати, - процедил Марк сквозь зубы.
И теперь я уговаривала его признаться во всех грехах и ошибках:
- Скажи, что хочешь меня, Марк.
- Хочу, - ответил он эхом, не задумываясь.
- Скажи, что скучал по мне.
- Скучал.
Марк впился поцелуем мне в шею, заставляя вспомнить его привычку оставлять несколько засосов после секса. Я застонала, безусловно радуясь его метке. Я знала, что мне не придется скрывать ее, знала, что рассказу все Алану сегодня же.
Никогда я не буду больше ничего скрывать от мужа. Тем более, то, что связано с Марком.
А пока я тешила свое самолюбие. Вернее, не я. Марьяна Стерн-Яновская не опустилась бы до такого. Но вот обиженная девочка Мари, которую бросил жестокий Марк Стерн, очень даже хотела теперь выдрать из него признание.
Но он не спешил раскаяться.
- Скажи, что твоя женитьба была ошибкой.
Прекратив целовать мои плечи, Марк поднял голову и взглянул мне в глаза.
Я лежала на столе, чуть раздвинув ноги. Мои руки все так же были заведены за голову, и Марк изо всех сил прижимал их к столешнице, нависая над сверху. Он ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил, отступил назад. Я села, моргнула.
- Уходи, - бросил он холодно.
- Что? – пискнула я, мгновенно трезвея.
- Убирайся, - заорал Марк, хватая меня за ворот блузки.
Он потащил меня к выходу, вытолкал из кабинета и закрыл дверь.
Я упала на колени в коридоре. Слезы брызнули из глаз. Неуклюже поднявшись, запахивая на бегу блузку, я влетела в свой кабинет, схватила пиджак и сумку, рванула прочь. Меня трясло от неутоленного возбуждения, боли и обиды. Руки, где держал меня Марк, болели. Соленая влага разъедала лицо.
Добежав до машины, я спряталась в салоне, вставила ключ в зажигание, но не смогла повернуть его. Не было сил. Слезы лились из глаз, а сердце колотилось как бешеное. Мне было страшно и больно. Но самое удивительное – не за себя, а за Марка.
Я сидела в машине, пытаясь убедить себя, что нужно ехать. Несколько раз пыталась найти педали, но ноги не слушались. Я не могла оставить Марка сейчас. Я понимала, что лучше не играть в опасные игры с тем, кто был в них мастером. Мне нужно было бежать в свой тихий счастливый мир, подальше от темных желаний и безумной страсти, которая моментально вспыхнула, едва Марк ко мне прикоснулся.
Не смогла.
Заглушив мотор, я вышла из машины и отправилась обратно в офис. Дверь кабинета была распахнута настежь. Я сразу почувствовала запах дыма.
Марк курил в окно, запуская в помещение прохладный влажный воздух с залива. Он стоял ко мне спиной и, кажется, не заметил, что я вернулась.
Пройдя через кабинет, я остановилась за его спиной, не зная, что сказать.
Просто обняла его.
Через долгую минуту молчания, наконец, спросила:
- Разве здесь нет датчика дыма?