– Спасибо тебе. После наших бесед тревога исчезает и растворяется.

– Ты приехала по адресу, детка. – И с шумом отхлебывает из чашки шоколад.

Он знает, что меня этот звук раздражает и одновременно смешит. И я беззлобно дразню его:

– Питер, ну кто же так делает! Манерам джентльмена девятнадцатого века ты и не научился.

Он намеренно продолжает втягивать в себя жидкость.

Я морщусь и головой будто отпираюсь назад от этого противного звука.

– Питер!

– А что?! – Он хватается за яблоко, лежащее в вазе, предлагает мне, но я отказываюсь и откусывает его сам. Издается хруст, также не вызывающий блаженных чувств. – Я человек простой, как крестьянин. Это ты у нас эталон женской красоты!

Я смеюсь от тона, которым он произносит фразы, пытаясь увезти меня от того, чтобы я оставила неспрошенным еще один вопрос.

– Питер, и все же, что он еще говорил, когда вы встречались?

Вертев в руках огрызок, он, подумав несколько секунд, отвечает:

– Он очень тебя любит и не представляет жизни без тебя, из-за этого и вспыхивает по каждому поводу.

– И я его очень люблю.

– Его злость пропитана любовью. Вы просто не слушаете друг друга – в этом вся проблема.

Поговорив еще немного, успокоившись, мы в порыве сестринско-братских чувств присоединяем кулачки друг к другу.

В следующую минуту он рыскает по карманам.

– А это моей младшей сестренке, – протягивает конфету-ириску. – Всегда улыбайся.

Момент из детства.

Я смеюсь вместе с ним, забирая сладость с ощущением искрящегося детского веселья.

– Ты все еще кладешь в них конфеты?

– Что значит все еще? – гогочет Питер, прикрывая рот.

Посидев минут десять, Питер показывает мне спальное место и уходит к Ритчелл. И все беспокойные тревожащие душу мысли, которые были во мне до разговора с братом, утихают и принимают форму сновидений.

– Подруга-а-аа, просыпайся, – будто во сне слышу я и переворачиваюсь на другой бок.

– Любимая, – шепчет кто-то, – может, хватит её будить? Пусть человек поспит.

– Нет! – прерывает дерзко женский голос. – У нас столько дел до маскарада… – Чья-то рука дотрагивается моей спины, легонько качая. – Милана, пожалуйста, проснись уже.

– Это бесполезно. Мы с сестренкой сидели почти до утра, поэтому…

– Даже меня не позвали, – звучит с недовольством.

– У нас состоялся разговор брата и сестры! – чуть громче говорит Питер, и я сознательно просыпаюсь, но за счёт того, что повёрнута спиной к ним, продолжаю лежать, не шевелясь, подслушивая их беседу.

– А о чем таком тайном вы болтали, что я бы помешала вашему тандему? – с лёгкой обидой и одновременно сарказмом выражается подруга.

– Есть кое-какие неполадки, – вполголоса говорит Питер, – с Джексоном.

– А что с ним не так?

– Заревновал братец нашу Милану. Считает, что она изменяет ему с Мэттом.

– С каким еще Мэттом? – удивленно молвит Ритчелл, приподняв голос.

Я не удерживаюсь и вставляю сонно:

– Питер, не с Мэттом, а с Мейсоном.

– Так она не спит, а подслушивает, – усмехается Питер, дернув рукой меня за ногу.

– Ай, щекотно же, – хохочу я, поворачиваясь лицом к ним.

– Ничего не понимаю. – Ритчелл пытается разобраться и делает вдумчивое лицо, пока я прячусь под одеялом от рук Питера, готовых меня защекотать до смерти. Забава нашего детства. Причем Питер (как и Джексон) это мог сделать в любом месте, и я извивалась, как змея, ползущая через лесные тропинки.

– То есть к тебе подкатывает сын Марка? – Ритчелл делает большие глаза. – Чемпион по боксу?

Начиная смеяться от того, что Питеру все-таки удалось пробраться к моим рёбрам, по которым он передвигает пальцами, заставляя меня ворочаться, то на одну, то на другую сторону, я еле отвечаю: