Меня уже давно не удивляют женское тело и образы. Рыжие, блондинки, азиатки, метиски, славянки, тощие, покаченные, в теле… Я перепробовал всех. По-кругу и много раз. Альбина поставила точку в моем желании иметь одну женщину. В желании создать большую семью вроде той, какой когда-то была моя. Продажная сука… Видимо, я тоже не так уж ценен, раз она согласилась меня продать за каких-то десять миллионов. А ведь я действительно допускал… Не важно, что я допускал. Мир хочет видеть Кирова ублюдком, значит, так тому и быть.

Но эта нянька… Ухмыляюсь сам себе и поправляю в штанах мгновенно налившийся член. Да, хороша. Попочка, талия, тяжелая грудь… Ладная девочка. Это я еще утром заметил. И если бы она мне не была так сильно нужна дальше, то можно было бы прямо сейчас пойти следом и…

И почему, собственно, нет? Деньги ей нужны однозначно. Я бы мог неплохо поднять уровень жизни. У девчонки нет никакого жилья, кроме сраной дачи. На работе начальство "переобулось в воздухе", заявив, что ни в каком Киселева Екатерина Максимовна не в отпуске, а уволилась по собственному желанию почти неделю назад. А ее муж еще вчера приволок в дом молодую телку...

Рывком встаю на ноги, выхожу из детской и решительно подхожу к спальне няньки.

Жму на ручку и , даже не удосужившись постучать, распахиваю дверь. Ожидаю увидеть что угодно: от открытого эротического приглашения до гневной тирады о «я не такая», но точно не то, что вижу. Нянька рыдает. Тихо, сидя на полу возле кровати, и будто пытаясь за неё спрятаться. Размазывает по щекам слёзы тыльной стороной ладони, как девчонка.

Пошлости застывают у меня на языке. Да чтоб тебя!

- Извините меня, - поднимает на меня глаза, - больше не повториться. Я была не права. Мне очень стыдно… - всхлип. - Мне показалось, что Демьян плакал. Я спешила к нему.

Отмираю и от надрыва в голосе девчонки даже прокашливаюсь.

- Он действительно плакал, я зашёл и кровать покачал.

- Спасибо… - отзывается эхом.

Спасибо?? Тихо охреневая от логики происходящего, с интересом прохожу дальше в спальню. Сам не могу объяснить, зачем это делаю.

Катя пытается спрятать мокрое лицо. Неужели так расстроилась, что я увидел ее прелести?

- Я не сержусь. Перестань рыдать, - говорю примиряюще. - Вы бабы все одинаковые. Видел одну - считай видел всех.

Мне кажется, что девчонка сейчас должна улыбнуться, но она только сильнее всхлипывает.

-Вы все мужики так, видимо, считаете. Женщина - это не человек. Это переменная. При прочих равных условиях. Больную - на здоровую, мёртвую - на живую, старую - на новую. Без сожаления…

- Что? - Хриплю, мгновенно приходя в бешенство.

Осекается.

- Не… - вдох. Глаза в ужасе распахиваются. Дрожащие пальчики ложатся на губы.

Правильно, нужно фильтровать базар.

- Ну-ну, - рычу, - Продолжай. Ты хотела сказать, что тебе изменил муж-козел, а я не оплакиваю мать своего ребёнка? Так?

Катя нервно прячет мокрые волосы под футболку и вытирает слёзы. Подхватывается на ноги.

- Я к ребёнку пойду… - опасливо и с ноткой паники. - Извините…

Пытается прошмыгнуть мимо, но я ловлю ее за локоть и впечатываю в себя. Почему-то задевает меня ее тирада так, что мутнеет перед глазами.

- Никто не давал тебе права меня судить, девочка, - рычу с угрозой.

Катю бьет ощутимая дрожь.

- Извините…

- Иди… - с силой отталкиваю ее от себя.

Выбегает за дверь.

Выдыхая нервное напряжение, провожу пятерней по волосам и прикрываю глаза.

Нельзя ее трогать. Хорошая женщина. Обиженная и одинокая, но это даже к лучшему. Мне нужно, чтобы сына кто-то любил, пока я ради него ставлю на колени этот город.

Да, наверное, со стороны я действительно выгляжу деспотом и тираном. Но правила игры под названием «выживает сильнейший» таковы.