А утром кинулась к папе на работу.

Он выслушал меня молча. И так же молча принялся ходить по кабинету, чуть гримасничая. Наконец сказал:

– Ты, лапа, пойми: ничего я с твоим мужем поделать не могу.

Внезапным громом прозвучали эти слова. Почему-то я была уверена: если случится беда и приду к папе за помощью, он как лев кинется на обидчиков и лишь мокрое место от них оставит. Конечно, я не хотела, чтобы от отца моего ребенка осталось мокрое место! Но думала, что отец сумеет дать понять моему внезапно свихнувшемуся мужу, что я не беззащитна.

– Геркин-то батя посильнее меня будет, – продолжал между тем сам с собой рассуждать папа, не прекращая ходить и хмуриться. Наконец провел рукой по лицу, словно паутину снимая, сел за стол и посмотрел на меня. – Кто я теперь твоему Герке? Тесть, больше никто. Это когда он курсантом был, а я преподавателем и старшим по званию… А теперь нет у меня на него управы. Понимаешь, доча?

– Да, – кивнула я и заплакала, не в силах сдержаться после этого нового потрясения. – Но что мне делать? Он изменяет мне! И меня же оскорбляет! За что?! Деньгами попрекал… И вообще… – Я тихо плакала, а папа смотрел с мучительной жалостью.

– Отец его мужик нормальный, – молвил задумчиво. – Но в семье абсолютный ноль. Я-то, грешным делом, думал, Герка такой же будет. Еще опасался, не тяжело ли тебе потом придется с подкаблучником. Ты ж у меня девочка домашняя, привыкла, чтобы все решения за тебя принимали. М-да… А вот оно как вышло.

– Пап, а может, мне к его отцу обратиться? – спросила я с последней надеждой.

– Тогда уж сразу к матери. Говорю же, отец там ничего не решает. Это на работе он начальник, а дома – последний человек.

– Ну нет, – сказала я, вытирая слезы. – К свекрови не пойду.

– Тоже правильно, – согласился папа. И пояснил свое одобрение неожиданным образом: – Ты пойми, доча, муж твой засранец, конечно, но такова, уж извини, жизнь. Он тебе правду сказал. Именно так себя мужчины и ведут, ты уж прости за откровенность, лап. Это просто понимать и принимать нужно. – Он вздохнул сострадательно, словно не ожидал на самом деле от меня понимания, а тем более принятия.

– Папа! – воскликнула я, потрясенная догадкой. – Так что ж получается – и ты? Ты тоже?!

– Ну-у, – протянул он уклончиво, – о присутствующих, разумеется, не говорим… Только знаешь, Светуль, так мир устроен. Не нами заведено… – он развел руками. – Мужчины созданы сеятелями своего генетического материала – что тут поделаешь, лапа? Как говорится, ничего личного, только биологическая программа.

– Ага. Ничего личного. И ты тоже выполняешь программу.

Я встала, собираясь с силами. Я опять не могла говорить. За последнее время мое сознание не первый раз атаковали настолько для меня новые и разрушительные сведения, что ураганно поступающую информацию некуда было складывать. Мой мозг до сих пор не создал системы, в которую можно было бы без потерь для психики встроить все, что я узнала о муже, о мире, о папе…

Папа! Я всегда его идеализировала. Казалось, нет человека чище, умнее, благороднее… В этот образ не укладывалось, что он всю жизнь обманывал маму. Чего же тогда ждать от Геры?.. Значит, моя мама, которой вроде бы в жизни так повезло… Стоп! Вот оно – смягчающее папину вину обстоятельство: мама! Гера гулял от меня, что было, конечно, чудовищным. Папа изменял маме – и это можно считать вынужденной мерой. Я никогда не понимала, что именно папа нашел в маме – холодной, самовлюбленной, недалекой, без признаков чувства юмора и женской мягкости. Считала это нелепой ошибкой. И теперь мне проще было понять отца, объяснив его неверность инстинктом самосохранения. Исправить свою ошибку, как порядочный человек и любящий отец, он уже не мог. Но мог зато ее компенсировать!