POV: Кённесепан

Её свечение всегда несло нам всем спасение,

Она излечивала раны сердца и души.

Она и вечный сон, и наше пробуждение…

Единственный осколок ещё живой Луны.

Все наши мысли не имеют никакого значения, если мы не делаем всего возможного для их воплощения в жизнь. Все наши желания – ничто до того момента, как мы находим в себе силу двигаться в направлении их воплощения. Я не мог и представить, что запутаюсь в своём настоящем и прошлом настолько, что и вовсе потеряю грань различимости временных отрезков.

Думается, я просто научился жить с ощущением боли настолько, что она, беззаботно протекая по венам, не доставляла более никакого дискомфорта. Привыкание к этому состоянию сделало меня неуязвимым перед любыми событиями. Кажется, крайний раз я испытывал нечто подобное лет в тринадцать, оказавшись в большом городе один. Это были последние сильные эмоции, а потом я пробудился и, прожив весь спектр эмоций, потерял восприятие к чему бы то ни было. Мне было легко, ведь я мог быть роботом.

Но потом я увидел её…

Привыкание к боли дарит облегчение и учит контролю над жизнью. Я был горд тем, что умело варьировал между всеми занятиями, хобби и работой, не отвлекаясь на какого бы то рода переживания. Меня волновало лишь качество и самосовершенствование, ведь это удавалось мне легко ввиду истинной иерархии души. Я был хорош во всём, за что брался, ведь делал это механически, не подключая чувств и не используя сердце. Я просто знал, что должен самосовершенствоваться, чтобы достигать новых высот. Мне удавалось всё держать под контролем и хладнокровно продвигаться вперёд, не ощущая волнения и тревоги.

Но не сейчас.

Меня выбросило в место, где не хватало кислорода. Это вначале испугало, но вскоре разум перевесил страх, заставив меня взять под контроль эмоции. Хоть глаза ещё и не привыкли к тому мраку, что поглотил это место, я смог разглядеть арку из лунного хрусталя, расположенную прямо передо мной. Пусть она и была полуразрушена, но даже в таком состоянии, я легко мог узнать этот архитектурный элемент, украшающий вход в сад Верховной Луны. Я помнил наизусть написанное на ней: «Никто не способен отравить твою душу, кроме того зерна сомнения, что ты посадил внутри себя». Эта фраза отражала суть каждого из нас, и, ощущая сейчас кончиками пальцев буквы, не поддавшиеся времени, я испытал прилив ностальгической грусти.

Вокруг было так темно, что стиралось восприятие пространства.

Мне не сразу удалось выровнять дыхание, чтобы научиться слышать в этом мраке что-то, кроме собственного панического дыхания и ускоренного сердцебиения. Думаю, я боялся даже того, что не имел права находиться здесь, что не должен был переходить эту границу, что забыл о своём истинном месте.

Где-то за спиной раздавались едва уловимые всхлипы.

Не думая и секунды, я направился туда, где, по ощущениям, она должна находиться. Я даже не уверен, что это была она, ведь мне всё ещё не было видно ничего, кроме ощущения иссохшей земли под ногами.

Не знаю, ты ли это, моя Луна, или лишь твоя тень, но я сделаю всё, что в моих силах, для твоего высвобождения. Ты не заслужила быть заточённой в собственном Саду души. Это низко даже для тех, кто стал причиной всего этого. Ты не должна позволять никому способствовать своему заточению.

Это недопустимо!

Каждый шаг приносил облегчение, и в какой-то момент я заметил, как мои следы начали становиться источником света, повторяя в деталях узор линий моих ступней. Теперь пустынная тьма обретала очертания, и я видел знакомый мне сад. Это тот сад, что Анадж пришлось спрятать в своём сознании, опасаясь посягательств посторонних душ. Это сад моей Луны с его необычными пурпурными цветами, которые она так бережно взращивала все свои рождения. Только сейчас в этом саду слишком много проросшего терновника, превратившегося в ограждения, скрывающие за своими шипами прекрасные бутоны дивансий