А ты будешь замужем с ребенком на руках и хорошо если за приличным человеком, – с неожиданной горечью разглядывая ее, такую жалкую в купленной в сэконд–хэнде синей дутой курточке, подумал я, вспоминая шикарную Светлану. Катя, почувствовав мое настроение, притихла, сама открыла замок.

Дверь неожиданно поддалась, и в квартиру едва не упала Глафира Львовна, несомненно подслушивавшая на пороге. Я вздрогнул. Кэт взвизгнула, отпрыгивая. От Глафиры шел спертый дух пота, перегара и мужского одеколона, загребая ногами, она сделала пару шагов и насмерть вцепилась в дочку.

– Шлюха! – просипела она, – б… немытая! А ну пошла отсюда! Пошла! Лахудра!

Кэти поглядела на меня с таким ужасом, что я, в душе извиняясь перед Мишкой, не мог не вмешаться.

– Глафира Львовна, – беря мамашу под локоть, сказал я. – Отпустите де….

– Пидар! – с изумлением тряся обесцвеченными буклями, заявила она. – Я щас, бля, сюда, с мили–лицией….

Пришлось прибегнуть к тяжелой артиллерии. Я порылся в карманах и вынул пятьдесят рублей, которые вложил в мозолистую руку бывшей буфетчицы. Глафира некоторое время тупо глядела на деньги, затем в ее намалеванных глазках вспыхнул огонек узнавания, и банкнота исчезла где-то в недрах необъятной, как родина–мать, груди.

Освобожденная Кэти упала на пол. Дверь захлопнулась.

– Ё–мое! – Катерина тряслась и всхлипывала, прислонясь к шкафчику, я поднял ее, погладил по щеке, пытаясь успокоить. Мне было безумно жаль ее и в то же время… я был бы рад, если бы она куда-нибудь исчезла вместе со всеми своими проблемами. Она вытерла слезы и мужественно застегнула куртку.

– Спасибо, – сказала жалко. – Я пойду.

Я знал, что должен, просто обязан оставить ее ночевать у себя. И знал, что будет, если об этом узнают (а узнают непременно). С каким-то отстраненным интересом я ждал собственного решения, как тогда, когда Ирина просила у меня денег, и думал, что любой из описанных мною же героев побрезговал бы даже руку мне пожать.

– Тебе есть, куда идти? – пытаясь облегчить совесть, спросил я напоследок.

– Конечно, Павел Валерьевич, – наигранно бодро ответила Кэти. Меня передернуло от этой официальности. – Пойду к подруге. Не впервой.

– Ну, тогда счастливо, – сказал я. – Не забывай. Приходи с Игорем.

Она кивнула и поплелась к лифту. Я глядел на сникшие плечи, на опущенную голову, и уже решил окликнуть ее, когда на площадке отчетливо раздался скрип, и дверь квартиры, где обитала Глафира Львовна, начала открываться. Кэт услышала, обернулась, испуганной белкой метнулась на лестницу, только мелькнули рыжие волосы, и помчалась вниз.

Я подошел к компьютеру, но работать настроения не было, поэтому поставил очередной диск и вытянулся на диване. Плетеный абажур раскачивался, по потолку вилась сеть из теней и светлых пятен. Игорь, – усмехнулся я, как всегда, произнося вслух нужное слово и, как всегда, уже продумывая следующую фразу и следующую – формулируя мысль. Нет, тратить такое дорогое, нужное для написания книг время на рокера, пусть талантливого, пусть многообещающего, я не стал бы. Но в парнишке я увидел… Прокла. Своего немного подросшего Прокла, такого, каким он станет главы через три.

Дело в том, что описать персонаж, сделать его живым довольно сложно. Особенно когда пишешь не вторую и даже не третью книгу, и не хочешь повторяться, но в каждом новом герое все равно с ужасом узнаешь себя, свои словечки, повадки, привычки. Тогда остается один выход – найти человека, я называю его «донором», и писать с него. Не буду объяснять, насколько непросто найти «донора», полностью соответствующего образу. Приходится брать несколько людей и лепить нужный персонаж. Получается скверно. Так вот, Игорь был копией Прокла. Один к одному. Такую редкостную удачу грешно было упускать! А поэтому Игорь стал необходим мне. И, пока он будет мне необходим, он может рассчитывать на меня целиком и полностью в любых своих авантюрах.