Наша случайная встреча напоминает какую-нибудь романтическую драму. Когда двое людей, которые любили до потери пульса, вдруг встречаются на разных сторонах дороги. Между ними ходят толпы людей. Проезжают десятки машин. Но ничего из этого не мешает им смотреть друг в другу в глаза, принимая неизбежную смерть своих и без того израненных сердец.

Но на то она и драма. Там не бывает счастливого конца. И у нас его никогда не будет. Точнее, наш конец уже настал. Нельзя повернуть время вспять, чтобы начать сначала. Нельзя изменить прошлое и забыть, что моё изуродованное сердце истекает кровавыми слезами. Нельзя снова стать восемнадцатилетней девочкой и броситься ему на шею, ища защиты в объятиях, которые раньше заменяли целый мир. Нельзя выдержать его взгляд и не захлебнуться болью, которая годами копилась где-то в глубине души, а сейчас фонтаном вырвалась наружу, волоча за собой сотни воспоминаний.

"– Твой первый поцелуй?

– Нет! С чего ты взял?

– Вот так надо."

" – Я тобой восхищаюсь. Я тебя бесконечно люблю".

" Ты выйдешь за меня?

– Да".

Но всё это осталось там, куда нет возврата. В пять лет Диана умерла, а вместо неё вернулась Даня. В восемнадцать лет Егор Северов смог её воскресить, а потом своими же руками лишил жизни. Нет, я всё ещё Диана Дикая, но я не живая. Бездушная, безразличная кукла с улыбкой на лице и тоской на пластмассовом сердце. Только теперь я это сознаю в полной мере. Я общаюсь и даже смеюсь, проявляю заинтересованность, но ничего больше меня не цепляет. Я была пустой до этого момента. Иногда что-то прорывалось, но недостаточно, чтобы ощутить жизнь. А теперь меня переполняет столько всего, что ни один живой человек не вынесет. Но я справлюсь. Я же мертва.

Эта проклятая бирюза преследовала меня во снах, и каждый раз, когда я просыпалась, то задыхалась, умирая снова и снова. А сейчас? Я не могу даже пошевелиться. Тело немеет. Люди и машины между нами превращаются в размазанные пятна. Я слышу его голос. Боже, я так чётко его слышу, будто это не воспоминание, а происходит на самом деле.

Бросаю последний взгляд на человека, который был для меня всем, и только теперь вижу, как шевелятся его губы. И теперь его голос не плод обезумевшего сердца, а реальность. Реальность, от которой я сбегаю.

Светофор отсчитывает последние секунды, прежде чем поток машин замрёт, давая возможность кому-то из нас сделать шаг в пропасть. Но я и так валяюсь на дне в луже крови, с перемолотыми костями. И это куда больнее, чем было после аварии.

Развернувшись, бегу в другую сторону. Каблук подгибается, и я едва не оказываюсь на земле. Я не боюсь упасть. Я боюсь, что подняться мне поможет Северов и этим же добьёт, оставив навсегда на грязном пыльном тротуаре. Скидываю туфли, даже не наклоняясь, чтобы их забрать, потому что его голос становится ближе, и бегу изо всех сил. Бегу, пока не заканчивается дыхание. Бегу, пока не понимаю, что я совсем одна, а кровь из сердца выливается слезами, которые я не позволяла себе целых три года.

Чёрта с два я её отпущу

– Ты точно справишься? – в сотый раз уточняет брат, глядя на крутящуюся вокруг нас малявку.

Поднявшись со стула, подхватываю на руки племянницу и несколько раз подкидываю в воздух, чем вызываю звонкий заливистый смех. Прижав к груди, заглядываю в детское личико с Настиными чертами лица, но глазами Северовых. Стукаю указательным пальцем по носику и спрашиваю:

– Переживём с тобой одну ночь без родителей?

Мелкая часто кивает и восторженно хлопает в ладоши, а потом обхватывает моё лицо, притягивая ближе, и доверительным тоном шепчет: