Скажем – активное нет хулиганам,

и проституткам, и наркоманам!

Улицы станут светлее и чище!

Всех тунеядцев лишить надо пищи!

Кто не работает, тот пусть не ест!

Каждый несёт свой пожизненный крест.

Надо сражаться и надо бороться!

Враг наш не дремлет и не сдаётся!

Если сдаётся, мы в плен не берём!

Пусть нарастает свершений объём!

Пусть нарастает свершений размах!

Крепко победу мы держим в руках!

И вопреки онанистам, таксистам,

сделаем город культурным и чистым!

«Не ходите, девки, замуж за Ивана Кузина!

У Ивана Кузина большая кукурузина!»

Частушка не имеет к Ольге Кузиной никакого отношения. Частушку народ сочинил в незапамятные времена, а Ольга Кузина училась вместе с Виктором Григоровичем в институте культуры. Все люди в молодости, порой даже не отдавая себе в том отчёта, норовят размахнуться пошире, да врезать помощней. Сама энергия мирового космоса так и лупит наружу из молодых людей, но из Ольги Кузиной в студенческие годы энергия била неизмеримыми мегатоннами, как из того Ивана, который в частушке. Что там до Блаватской, от которой портились бытовые электроприборы и гасли свечки! Стоило Ольге Кузиной, прогуливаясь по парку культуры и отдыха, приблизиться к сломанным каруселям, как они сами собой чинились и начинали вращаться с утроенной силой. Слесари да электрики только руками разводили, мол – что за наваждение? Полтора года карусель не работала, стояла себе, ржавея под изменчивыми метеоусловиями, а тут хрясь, завелась, закрутилась. Хоть билеты продавай! Если Ольга Кузина бралась тянуть канатик, то сколь бы ни было людей напротив, канатик перетягивался в её сторону.

Некоторое время после института Ольга любила Гаврилу, то есть, того самого Гавриловича, который вовсе не Григорович, хоть фамилии и созвучны. Гаврилович работал в Балагане электриком и звукорежиссёром, по характеру своему совсем был не энергичным, а скорей даже наоборот. Флегматичным он был человеком. То и дело спал на ходу. Чтоб не потерять Гаврилу, Ольга клала его в карман, да так и носила в кармане, хоть на представления, хоть на гастроли. Иногда вынет, протрёт от пыли и за пульт усадит, чтоб он включал нужные кнопки. Он и включал сквозь сон.

Длилось бы это вечно, но увидала Ольга другого парня, который пришёл работать в Балаган артистом. Звали его Лёша Решетников, и во всём он был Гавриле не чета. Сам лихой-молодой, бравый да ухватистый.

Бывало, после представлений и трудов тяжких, выпьют артисты по рюмочке-другой, да и сядут песню петь. Витя Григорович – тонким тенором затянет: «Ой, да захотела меня мать…» – а Лёша Решетников тут же и подхватывает на низах: «Да меня мать…» Такой у Леши был певческий голос обертонистый, словно это не человек поёт, а сам африканский слон издаёт такую низкую ноту, от которой колеблется саванна. Что там легендарные басы типа Шаляпина со Штоколовым! Низкие колебания Лёшиной подпевки – сотрясали стены артистических гримёрок. Никто уж тогда не смел остаться в стороне, и все артисты Балагана, вне зависимости от пола и возраста, подхватывали удивительные слова народной песни: «…ой, да за первого отдать! А тот первый, первый, да не верный. Ой, не отдай меня, ма-а-ать!»

Когда Ольга увидала, какой Лёша молодец, да услыхала голос его, гримёрки сотрясающий, так и бросила Гаврилу. Вынула из кармана и бросила, а сама полезла на стену. Балаган тогда гастролировал, и артисты жили в гостинице, а Лёша, словно какая-то сказочная Рапунцель, находился на третьем, а то и на четвёртом этаже, высоко от земли, в гостиничном номере. Ту стену и преодолела Ольга, причём вертикально вверх, без всяких подручных средств, только благодаря космической энергии. Ворвалась она в окно и сказала: «Всё, Лёша! Кирдык тебе!» – и поженились они, и детей нарожали сто штук. Потом, конечно, развелись, как все нормальные люди. Но это уже позже, по мере угасания космических энергий.