Аркаева. Причём тут «принцип»?

Пригорин. Фамилие такое. Кажется, Гаврила Принцип, студент или гимназист.

Медведев. А имя-то у иностранца совсем рязанское.

Маша. Это Сёма так шутит.

Доренко (вписывает). Прин-цип. Годится. Браво российским литераторам! Быстро дело пошло. Так… «Получатель процентов с капитала»?

Аркаева. Это даже я знаю – это Петя!

Соркин (с улыбкой). «Петя» не подойдёт по буквам и фактически… э-э… не совсем верно.

Пригорин. Пётр Николаевич, все наверняка уже знают, может быть, Вы и мне объясните, в чём собственно состоит Ваш бизнес?

Соркин (с улыбкой). Да… Вам объяснишь, а Вы потом вставите меня в свой роман как противного «нового русского».

Пригорин. Обижаете – разве я похож на романиста!

Аркаева (Соркину). Да и русский ты всего наполовину.

Соркин. Ну, если коротко… Работал в торгпредстве в Рио… в Рио-де-Жанейро. В то время много чего по машиностроению шло из Союза. Потом перестройка. Туда-сюда… Подходит ко мне один старый знакомый – бразильский фирмач, не из крупных, и предлагает организовать на двоих компанию по импорту из России металлорежущего инструмента: мои – контакты и связи с российскими заводами, его – небольшой начальный капитал и сбыт в Бразилии. И как-то быстро раскрутились! Тогда это ещё было возможно. Инструмента в России было навалом, и продавали его за гроши. Но скоро не стало в России никакого инструмента, потом и самих заводов. А надо было товар подешевле – пришлось мне в Китае закупать, сколько раз там был! Потом болезнь, обострения, в тропиках нельзя, перелёты нельзя – вот и осел тут, на исторической родине. А бразилец переводит мне кое-какие деньги, но всё меньше и меньше – говорит, плохи стали дела, поди проверь… Кстати, Вы не поверите, но зовут его Педро, хотя в Бразилии это имя не так уж популярно.

Пригорин. А ведь Ваша, Пётр Николаевич, история и в самом деле могла бы стать основой… не романа, конечно, а симпатичного сценария. Надо только обязательно добавить любовную линию. Но о Ваше амурной жизни бразильского периода я Вас порасспрошу в другой раз – поподробнее и не при дамах.

Маша. Почему же? Дамам тоже интересно.

Аркаева. Это они заботятся о нашей нравственности.

Соркин. Уж и не знаю, Борис Алексеевич, всерьёз вы говорите или шутите, но кое-что об этой «линии» я бы мог Вам рассказать. Тем более в Бразилии такого рада отношения… так скажем, имеют определенную специфику.

Доренко. Да! Пожил ты, Пётр, себе на радость, нам на зависть! Пока я тут воевал с людскими болячками, ты там с мулатками на Копакабане упражнялся…

Соркин (мечтательно). Нет…

Доренко. Не с мулатками?

Соркин. Да нет же – Копакабана слишком большая и шумная, я больше любил Ипанему, она и к дому была ближе (запел босса-нову «Гаррота де Ипанема»)

Все аплодируют. Возгласы «браво», «бис», «круто».

Доренко. Вот и имей дело с таким пациентом!

Соркин. Да… были когда-то и мы…

Доренко (с журналом и карандашом в руках). Коллеги, вы не забыли, что мы разгадываем сканворд? Осталось последнее слово. «От великого до смешного один шаг», кто-нибудь знает автора этой истины?

Медведев. Пишите «Наполеон» – железно!

Маша. Хм-м, надо же.

Аркаева. И я бы никогда не подумала.

Доренко (проверяет и вписывает). Однако, подходит. Всё! В который раз человеческий гений победил! Слава Конобееву!

Соркин. Это кто такой?

Доренко. Так… приятель Ирины Николаевны.