Сборник. Том III. 2018—2019 Валерия Арчугова

Я все никак не могу определиться – проза или поэзия. Но думаю и не надо. Проза – место для самых разных тем. А поэзия у меня бывает двух типов – про чувства или социальный юмор. Что вам нравится больше?

Картавые люди всех в мире добрей —

Они не умеют рычать на людей.

А лысые будто сияют как солнце.

И нет человека кавайней японца.

Все низкие люди легки как перо,

Высоким – удобно мыть очень окно.

Для близоруких все крайне красивы.

А дальнозоркость – почти суперсила.

Быть неуклюжим нелепо подчас,

Но столько историй смешных он припас!

Заики обычно классно поют.

«Плюшкин» же в доме создаст вам уют.

Худышки – компактны, пухляшки – мягки.

А нелюдимы все духом крепки.

Все минусы в плюсы ты поверни,

Не важно – снаружи, важно – внутри.

Нимаси – обычный студент Соляриса. И как всякий обычный студент он работал над курсовой. Но это был не просто научный текст, как у какого-нибудь сопливого первокурсника. Это был целый проект с эмпирической частью – экспериментом с созданием гуманоидов.

Пока у него получалось всё очень стандартно. Без косяков, на четверку потянет. Но и без изюминки. Такая работа не могла дать старт такой желанной научной карьере.

Вот, к примеру, гуманоид 243 живет стандартной жизнью. Берет шаблоны, которые заложил ему в голову Нимаси, выполняет их удовлетворительно и удовлетворен своей жизнью. Нисколько не отличается от предыдущих 242 гуманоидов и его это не волнует.

А надо, чтоб волновало! Нимаси добавляет амбиций и стремлений в очередную группу образцов.

Получается 2 группы испытуемых. Одни всё также удовлетворительно выполняют шаблоны из головы и живут среднестатистической жизнью, но теперь страдают от этого. Появились даже самоубийцы! Любопытно, конечно, но без практической пользы.

Другие же трудились. Они брали шаблоны Нимаси и доводили их до совершенства. Получались великолепные образчики, пятерка была в кармане. Но всё же чего-то не хватало.

Студент долго не мог понять, что же не так. И за сутки перед защитой курсовой дошло! Они же не создают ничего нового!

Нимаси вскочил с постели и начал работать. К вечеру получилась крохотная группа гуманоидов. 765А читал шаблоны в обратном порядке. 896B брал кусочки шаблонов и создавал новые. А 357F вообще добавлял к своим шаблонам результаты жизнедеятельности других гуманоидов!

Студент был счастлив. На его крохотный планете целых 30 гуманоидов создавали что-то новое! Творили! О боже, да курсовую с творцами возьмут даже в научный журнал! Пусть они просто перерабатывают то, что уже есть, главное – результат выходит уникальным!

Гипотетический успех кружил Нимаси голову. Он решил экспериментировать всю ночь перед защитой. И, конечно, допустил ошибку. В программный код одного гуманоида поместил греческие буквы вместо латинских. И дал жизнь 123-дельта.

Заметил он это только в очереди к аудитории. Исправлять что-то было уже поздно. Оставалось только сказать, что это его преднамеренно задуманная проба и сослаться на продолжение работы к диплому.

А гуманоид 123-дельта не исполнял шаблоны удовлетворительно. Он даже не делал их совершенными. И не мастерил из них что-то новое. Он создавал свои, непохожие ни на что, прекрасные вещи, которые даже брали за шаблоны творцы вокруг него

– О боже, это уже не творец, это же гений! – подумал Нимаси – это тянет на целую докторскую!

И убил 123-дельта, пока никто не украл его идею.

Я не пью полгода, не курю всю жизнь.

Не встречаюсь с мужчинами – приличная дама.

Я такая чистая, что аж тошнит.

Но мне муза кричит: «Давай больше драмы!»

Извлекаю из сердца вспоминания,

Как курила, пила и встречалась с женатыми.

Но к музе приходит вдруг осознание,

Что надо работать со свежими датами.

Подключаю разум, воображение.

Пытаюсь чувствовать гипотетически.

Получается прозы изображение,

Поэзия – не выходит практически.

Что ж, муза, знаешь, по воле твоей

Я бухаю, курю и ласкаю всех дам.

Быть хорошим поэтом вдвойне тяжелей —

На пути к Терпсихоре разрушаешься сам.

Мы оба были маленькие, но я был больше.

Мы проводили вместе всё время, что есть на земле.

Вместе играли, вместе рвали глупые Сашкины рисунки, вместе дерзили мальчишкам, вместе воображали себя королевами мира.

А ещё ей нравилось смотреть, как я пускаю огненные шарики, летаю выше облаков и пытаюсь мурлыкать. В такие моменты я видел, как отражается мой огонь в её глазах, она почти парит вместе со мной и задорно смеется.

Потом мама сказала, что рвать рисунки Сашки плохо – это же брат, он старался. А еще оказалось, что и с мальчишками ругаться опасно. Просто потому что они сильнее. Да и вообще, дерзить не принято в обществе.

Она после этого как будто выросла. А я как будто стал меньше. Но мы всё равно были вместе почти всё время, отстаивали свою позицию перед вредными учителями более деликатными способами, сами выбирали, что делать сегодня вечером, строили громадные планы и воображали себя королевами мира.

Я пускал огненные шары, отражающиеся в её глазах, мурлыкал, вызывая задорный смех. Только летать она со мной уже не ходила. А одному мне быстро наскучило.

Она выросла ещё. И больше не могла всегда отстаивать свою позицию. Ведь директор может и уволить штатную журналистку за неверные слова. И не делала всего, что хотелось. Потому что жить на что-то надо. Потому что вокруг люди. Глупые люди почему-то стали важнее её самой.

А я стал таким маленьким, что помещался в кладовку. Там она меня и оставляла. Без солнечного света огонь перестал зарождаться во мне.

Но как прежде, вечерами, я мурлыкал для нее ради улыбки, и мы всё ещё мечтали стать королевами мира.

Теперь она не взрослеет. Стареет. И совсем не заходит в мою кладовку – как будто забыла.

Только я всё слышу через щель. Слышу, как она вздыхает о потраченном времени. О сгубленном здоровье. И о том, что цели и планы на новый год так и остаются только целями и планами.

И о том, что время кончается, а она так и не стала королевой мира. И уже точно не станет.

Этого я выдержать не мог. Собрав последние силы, отряхнув многолетнюю пыль, я вылетел к ней и пустил огненный шар, забавно мурлыкая.

Пусть я летел почти у пола, пусть моё пламя меньше спичечного, пусть я уже шептал, но этого хватило для начала. Она вспомнила меня, глаза зажглись, смех зазвучал.

Посадила на плечо: «Давай будем проводить вместе всё время, что есть на земле, и станем королевами мира!»

И мы станем. Ведь всё ещё впереди

Паладин в сияющих доспехах наконец закончил свое обучение.

И теперь он давал клятву.

Он ждал этого так давно.

Не лгать.

Помогать слабым.

Ставить самые сложные цели и идти к ним.

Отстаивать свои идеалы в любой ситуации.

Соблюдать законы.

Быть преданным друзьям.

Эти строки будто выгравировали у него в мозгу. И каждую ночь он повторял «Не лгать, помогать слабым, ставить самые сложные…».

Первое же его задание было щекотливым. Дочь мэра пропала. А нашел паладин ее в борделе. Влюбилась малолетняя глупышка. Он понимал, что отцу сообщать о месте ее нахождения не стоит – казнят за попрение чести дома. Пришлось солгать.

И вот, в клятве появились изменения.

«Не лгать, если только это не во благо»

Потом горожане просили его убить большого красного дракона. Но паладин еще не овладел всеми заклинаниями, у него бы просто не хватило сил. Он умер бы, оставив город без защитника.

Клятва опять меняется

«Помогать слабым, если от этого не умрешь»

«Ставить самые сложные НО ДОСТИЖИМЫЕ цели и идти к ним»

В другой раз он не стал доказывать умирающему, что главнее всего в жизни – быть честным и справедливым. Потому что споры не облегчили бы участь тяжело больного. Паладин просто соглашался с несчастным во всем.