– Помнишь Ленку полненькую? Она сказала, что ночью зашла в нашу палату, мы все там вот так спали! Три или четыре пары. У каждого мальчика, правая рука под головой девочки, левая наотмашь…

Посещение ничего не дало.

В феврале, перед защитой диплома, вызвонил ее. Встретились на старом месте.

– Любуйся на меня! – сказала она ехидно. Круто изменилась. Жесткость в голосе. Губки, презрительно, сжимаются в ленточку.

– Это все зря!

Мы напряженно разошлись.

Да, нет же, был один презабавный заход к Л.Б.! В каком году… не помню. Тимоха надоумил занять у нее денег на вино!? А я зацепился за повод.

Пьяный Игорь болтался у меня на руке, кричал:

– А в слуховой отсек, дать? – и сучил руками. Я выставил его за дверь. Пока он шумел на площадке, мы немного поговорили.

Почему-то извинилась (за что-то, может, что «башлей» не дала?), когда я уходил, остановила ладошкой мою руку, протянутую к дверной ручке. Так трогательно, будто не было обид и слез.

– Пишешь, что-нибудь?

– Пишу…

– А что, если не секрет?

– «Записки Охотника». – (Это были бесконечные бредни, с элементами литературы, мистики и кабалы.)

– Так это теперь называется?

– Так.

Дверь закрылась за мной. Было странное ощущение, что я и не входил за нее!

9. Не ходил бы, ты Ванёк, во солдаты…

5 мая.

Я, вдруг, решился пригласить ее на проводы и к моему удивлению, она согласилась!? Я срочно помчался в Москву. Только теперь за колбасой.

6 мая.

Ночью мне снилось, что я жду ее перед дверью, а она все не идет!

В 19—00 мы встретились на «нашем месте». Она была в великолепном вечернем платье из тёмно-синего бархата.

Пришли ко мне. Дома уже гудела небольшая компашка. Проводы проходили сумбурно. Проглотив пару рюмок вина и курицу, Ленка сжала под столом мою руку и предложила писать из армии! Я понял – она пожалела меня.

Во дворе, под расстроенную гитару, пели:

– Моя душа беззвучно слезы льет…

Пьянка еще не кончилась, а Л. уже засобиралась домой.

– Извини, что утром не приду тебя провожать.

Подумал про себя: – ни к чему! Ты и так сделала больше, чем могла! —

Мы шли по нашей улице, как три года тому назад.

Она спросила:

– Чем занимаешься?

– Юродствую. – Мне хотелось ее дурачить.

– Опять новая идея?

– Да. Я «Иисус Христос». Я давно пришел, но этого никто и не заметил!..

У Елены огромные, удивленные глаза.

Мы стояли в ее подъезде. Она вдруг оборвала излияние моей «новой, большой мессианской теории» и потянулась ко мне губами. Мы долго целовались. Кто сказал, что целоваться в подъезде пошло? Вздор! Какое упоительное занятие!

Когда расцепились губы и руки, она сказала:

– Ты ни разу не целовал меня!

Я пожал плечами. В начале знакомства, практически не умел этого. Скромно чмокал Л. в щечку. Тренированность пришла на пару лет позже. Я прошел основательную «школу любви» и системный тренинг, но я не имел во все это время, постоянной девушки. Этот период, частично, наложился на отношения с Л. Но не задел ее. Так уж вышло, что в подсознании, она длительное время, числилась, той самой «постоянной», или точнее «дискретной» девушкой…

Мы еще долго целовались. Отчаянно, страстно.

Потом она сказала: – мне пора.

Крайний раз поцеловал ее, еле отцепился. Мы разошлись. Я уносил с собой ощущение ее полных губ с запахом кофе.

– Май литл пони, – грустно подумал я.

10. Призывной пункт.

А утром, одевшись похуже, поцеловав сонную племянницу, с похмелившимися друзьями и родственниками я отправился в военкомат.

С районного военного комиссариата, переправили автобус бухих призывников, в центральный. По дороге, меня оболванили по «конвейеру». Я не узнавал сам себя, разглядывая в зеркале.

До ночи просидел на областном пункте, совершенно смирившийся и успокоенный.