3. Десять дней.

Тула. Железнодорожная поликлиника. Сгрызаю целый карандашный грифель. Напрягаю до пота подмышку, грею градусник.

37,1 градус имени Цельсия! Дают справку! Ура!! Без нее, можно вылететь из технаря.

Приперся к Бусовой домой. У Ленки удивленное лицо: – Откуда ты здесь?

И снова наши десять дней вместе. Как после Москвы!

Мою счастливую симуляцию прервало заключение дотошного доктора: «Здоров, приступить к работе с 30 сентября».

4. Марш-бросок. Дистрофия совести.

31 сентября.

Сошел с электрички в город Ясногорск. Обнаружил на автостанции объявление.

«В связи с сельхозработами, все рейсовые автобусы, снимаются с маршрутов, для отправки школьников и студентов на плантации».

А я должен был, еще вчера, горбатиться на «картофане»!

Вот так ситюэйшн!

Я двинулся пешком, весело напевая и помахивая сумкой. В одиночку отрабатывал вранье училкам! Сережка продолжал «косить», а я наматывал километры!

Это был замечательный марш-бросок. Приснопамятный! Голенищами сапог, в кровь стер себе икры, ручкой, неудобной спортивной сумки, намозолил обе ладони. Семь часов «пёхим-шохом»! Сорок один километр.

За мужество и «пеший фанатизм» – опоздание мне было прощено.

И еще двенадцать дней, я грустно боролся с урожаем.

В крайний вечер произошла грустная неприятность… Я изменил Ленке.

Я вернулся из колхоза. Дождь, целый месяц, выбивал землю из газонов и выдавливал ее на асфальт дорог. Грязь выползала отовсюду.

Мой приезд был серым. Опустошённый, я пробирался на свидания по размокшим и почернелым тропкам.

Все стало развиваться по какой-то дистрофической, нисходящей во тьму, синусоиде.

Ч т о д е л а т ь???

Решение мне подсказала случайность.

При банальнейших обстоятельствах, опоздал на встречу! Всего-то, из-за огромной очереди, за тем самым, «злополучным картофелем», что лопатил я «штыковыми ладонями» в поселке Иваньково.

На 30 минут запоздал я прийти, на наше место, у столовой, на стыке улиц Максима Горького и Октябрьской. Ее, конечно же, уже не было.

Я должен, был бы, переживать, зайти к ней домой (как я это сделал, сбежав из «Большого Дышла») и уладить, явную случайность. Но, отчего-то, не хотелось.

Подумывал: вычислить ее на утренних пробежках. Она хвасталась, что бегает кроссы перед школой. Но лень было вставать в такую рань.

Через день, мы случайно, столкнулись в магазине. Внутренне, я уже не хотел этой встречи.

Ленка радостно защебетала. Пожурила меня, а потом пожаловалась, как в «тот раз», углубившись в себя, в полусне, как сомнамбула, брела наугад по городу и вдруг опомнилась в толпе дебилов, скалящих зубы и тычущих в нее пальцами, перемазанными чернилами. Очень испугалась и долго бежала от школы для слабоумных детей.

Я извинился за крайнее опоздание. Посмеялся над ее трансом. Она фыркнула:

– Это вовсе не смешно!» Я предложил: дальше продолжить нашу дружбу. Она радостно согласилась.

5. «Знаю, на свете нет нелепей мечты…»

И действительно, мы несколько дней, будто безмятежно, встречались. Я заваливал ее своей «литературкой». Возможно – зря. Вся эта писанина и по содержанию, и по подаче, была ничтожной. Я пытался дотянуться до уровня развития Елены. Хотя бы, имитировать «паритет интеллектов».

Гуляли по осеннему парку, заваленному пряной оранжевой листвой. Прозрачные седые, с просинью, небеса, рассекали стволы берез и тополей. Мягкий, зыбкий, ковер. У Елены в руках, полыхающие, острые плоскости кленов. Мечтали, как побежим на лыжах по первому снегу! (Это произойдет, только через много лет, зимой 2002 года). Я обнимаю Ленку за плечи в знакомой, под цвет осени, красно-желтой куртке, стараясь подавить в себе нежность, к этой замечательной девочке. Упорно, упрямо все пережигал и трансформировал в беспощадный ступор, в надлом и предел.