Было тепло еще по-летнему. Я взял ее за руку, вёл, нарочито, чтобы идти дольше, дальними задворками…

Только около часа ночи подошли к ее дому и сдал на руки маме, беспокойно курсирующей около подъезда.

А я уже час, как нестерпимо, хотел в «тубзик». Но сказать об этом, я был не в силах! И как только она с мамой, исчезла в подъезде, я рванул в ближний переулок…

Засыпал я счастливый и успокоенный, вспоминая как тесно, соприкасаясь плечами и бедрами, сидели мы, в ночи кинотеатра. Ее ладошка лежала в моей. Лена была, какая-то томная и ее хотелось обнимать и тискать!

Ежедневные встречи и прогулки, по вечерним улицам теплого августа и начала сентября. Дожди, в лагере, заливали нас полмесяца. Резиновые сапоги были самой востребованной обувью, даже на дискотеках! Но лето возвращало, нам двоим, свое тепло этими вечерами, перед первыми осенними заморозками.

2. «Большое дышло».

1 сентября.

Начался учебный год.

В техникуме, нас принудительно, загоняли в колхоз, толи «Большое Дышло», толи «Тридцать лет без урожая».

Непредусмотренная регламентом разлука! На месяц!! Меня очень нервировал этот неожиданный отъезд!

– Я буду скучать! – сказала она, тронув мое предплечье, своей тонюсенькой теплой ладошкой.

– Будешь ли? – я.

– Не беспокойся! Месяц – это быстро. Я здесь ни с кем другим встречаться не собираюсь! Это ведь надо познакомиться, подружиться…

– А что, это проблема? – хмуро выдавил я.

– А зачем? – она.

– Может, хоть, письма писать? – упрашивал я.

– Ты раньше письма приедешь!

Совхоз «Большое Дышло», поселок Иваньково. Грязь, мразь, мрак…

Студентам запрещалось все! Ходить в магазин, гулять в лесу, который начал, так забавно желтеть, редкими проплешинами! Нельзя было шуметь, долго спать, пререкаться, что-либо выяснять про расценки…

За все это, конечно не «расстрел», но «дэкью», (как говорят стрелки ПС), вплоть до исключения!

Разрешалось работать. Выполнять норму и сверх-норму по картошке. Немного есть, немного спать.… Но по команде.

Я пытался не скучать по Ленке. Иногда получалось. Занятые руки и ноги, помогали этому.

Тоска уверенно накрывала меня под вечер.

– У ней – такая маленькая грудь!

– И губы, губы алые, как маки!

Выл я по вечерам под гитару, посвящая песню Владимира Семеновича, конечно же, ей.

Какая безысходность этот колхоз «Большое Дышло»!

Разница была разительной. От солнечного безделия пионерлагеря, в эту зловонную дыру!

– Из родной кровати, да в последний раунд,

– Из скерцовой благодати, да в андеграунд!

Пошли дожди. С полей нас сняли, но поставили в свинарник – разгребать навоз. Я насквозь пропах дерьмом. Даже кожа, казалось, пропиталась вонью и не отмывалась ничем. С товарищем из группы, Даниловым Сергеем (в 92—93 герой-милиционер, мой друг – Сережка, в Югославии, защищал братьев – сербов) сходили в санчасть и наврали руководителю, что заболели. Мы, нагло, симулировали! Уж очень, осточертело «Большое Дышло», со своим навозом и картофаном! Радостно убегали мы оттуда, наскоро собрав сумки.

На маршрутном автобусе – 42 км до железнодорожной станции «Пахомово». Электричка «Серпухов-Тула». Душа пела! В электричке познакомились с двумя веселыми студентками из педучилища. Так же, как и мы, девчонки бежали из колхоза. На радостях, я сильно объел их, а они все доставали и доставали яблочки и печеньки, сочувственно, поражаясь моей прожорливости! Мы им привирали, что двое суток, шли пешком из колхоза и ничего не ели! Подонки!

Одна, поразительно, была похожа на мою Леночку (а может, тогда, я во всех искал только ее черты) и радовался, что завтра увижу ее! Студенточка была премиленькой, даже манеры, улыбка – Ленки! Мог бы, и телефончик взять и о встрече договориться, но зачем, когда через дорогу, от моего дома, ждала настоящая, чью улыбку, пронашивала будущая училка!