– Я не жалею, хоть и стыдно перед тобой, может, познакомимся?

Он подошел ко мне так близко, что мускус потревожил нос и забрался в серое вещество.

– Юрий! – он протянул руку, а я не могла даже пошевелиться, ноги тяжелели, тяжесть поднималась выше и выше. – Для близких просто – Юр, – он дотронулся до меня. Сработало статическое электричество. Я отпрыгнула в сторону, вспомнила про Андрея и казенно произнесла: – Ляля! Только ни к чему всё это. Когда явится Андрей?

Юр моментально сориентировался, снова сел на стул и закурил.

– Маленькая неувязочка вышла, он не явится… Милиция забрала.

– Как забрала? Он же… его же, у него же милиция в друзьях?! Надо выручать!

Я мокрой курицей бегала по квартире, размахивала руками и все повторяла:

– Так всегда и бывает, если хорошо, то и друзья есть, а если плохо, то и родственников нет.

– Не обижайся, в милицию я не пойду, со мной милиция не в друзьях, и тебе не стоит идти, утром выпустят, ничего страшного.

– Даже со мной не пойдете? Я же его сестра, выручать надо. Вы что, родственникам не помогаете? Я смотрела на Юра, но к моему величайшему удивлению его вид не вызывал раздражения, более того, он вызвал какую-то симпатию, похожую на уважение. – Можете здесь побыть, я схожу сама, одна, вдруг Андрей потерял ключ?

Юр согласился.

Я выбежала на улицу и по моим щекам потекли слезы. До сих по я не могу точно сказать, из-за кого были эти слезы: из-за себя или из-за Андрея, но они не давали мне возможности сосредоточиться на любви.

– Лялька, – мать брякала на кухне посудой, – иди завтракать.

Я с трудом открыла глаза и воткнула палец в дырку на стене, проковыренную еще в детские годы для успокоения нервной системы. Завтракать нужно завтра, а я хотела сегоднякать, потому что не вчерашниковала.

– Мне кофе, – ответила я и удивилась собственному непостоянству.

– Звонила Ирина Алексеевна, спрашивала о тебе!

Я любила Ирину Алексеевну, она была дальней родственницей, но мы не пользовались родством, мы были большими друзьями.

– Что ты ей сказала?

Можно было и не спрашивать, на сегодняшний день ничего хорошего в моей жизни не происходило, и похвалиться матери было нечем.

– Как есть, так и сказала: ты одна, замуж не собираешься, работаешь. Что я могу еще сказать?

– Ты ей всё таким же некрологическим голосом рассказывала? Мам? Ну, вот видишь, как хорошо! Работаю, замуж не собираюсь. Плохо? Плохо нам с тобой? Да? – на самом деле я вредничала, вчерашние события подорвали мою самооценку, и я искала «мышку».

– Ох, Лялька!

– Что, Лялька? Двадцать восемь лет Лялька.

– Какая ты неблагодарная, я замуж из-за тебя не вышла, а ты бросаешь меня и даже не звонишь, я уже без таблеток спать не могу. Женитесь тогда, что ли! Только на какие шиши жить будете, ты не думай, он работать никогда не будет.

– Будет, я ему верю, – меня так и подмывало досадить матери.

– У говорливой овцы все слова – близнецы! Твои ровесницы детей уже в школу водят, а от твоей пипетки не родятся детки.

– Ты так противно говоришь, но я соглашаюсь с тобой. А мне нечего ждать, выбора нет. Где они, хорошие да непьющие? Папа был хороший и непьющий, а ты с ним разошлась. Почему?

– Не задавай идиотских вопросов, не с той ноги встала? Между прочим, наш роман с твоим папой был бурным и красивым. «Держите свои сбережения в банках!» – советовал он друзьям, показывая на меня. Кстати, даже не подозревая, что делает бесплатную рекламу государственному учреждению. Его вклад оказался удачным, его «сбережения» увеличивались не по дням, а по часам, и весь банк радовался твоему рождению.

– Почему я работаю не в банке?