– Где же ты была столько лет?

– В плену…

– Здравствуй, Россия! – приветствую её.

– Здравствуй, народ мой. Как тебе жилось без меня?

– Плохо, – говорю ей. – Были войны и глады. Сырость и жара съедали наши тела и души. Лихоманка и жажда терзали нас нещадно. Чертоги наши вороги жгли, чернь бесовская срывала с нас живоносные кресты и гнала в бесплодные пустыни. Земля горела, реки кипели мутью. Колодцы безвожились, колосья пшеничные сохли, не набрав силу, земля солончаками пучилась. Мы, ослепшие и не путеводные, бродили без молитвы и веры меж Балтийским морем и Тихим океаном и искали тебя в себе. Терпели нужду и бесчестие. Бились за счастье других, а своего не видели почти уже сто лет. Мы хотели жить как все. Желали добра всему миру. За это он, мир жестокосердный, нас тяжко проклинал и ненавидел. Сколько раз мы спасали его от гибели. И никто нам спасибо не сказал. Только каменья метались в нашу сторону, да плевки в спину. Скажи мне, Россия, теперь всё будет по-другому?

Женщина посмотрела на меня и опустила в печали голову.

– Не знаю. Боюсь, что опять уведут меня из дома на заходе, в лучах угасающего солнца. Уведут навсегда.

– Чем я могу тебе помочь, Россия?

– Народ, люби меня. Всем сердцем люби. И я воспряну, излечусь от лихости бесовской. Ибо самое лучшее лекарство – это любовь. В ней вся сила. Не предавай меня больше никогда. И я постигну вечность и Божью славу. Ты веришь в меня, народ мой?..

Жил да пил (горькую) на бледном свете Диван-Царевич.

И любил он встречать-провожать разные праздники, хоть и нелёгкое это дело.

Вот пришла однажды Пора да сказала, не подумав:

– Пора Новый год встречать.

Всё бы ничего, может, и обошлось бы – не такие напасти переживали, да царевич ненароком услышал. Поднялся он ни свет, ни заря и пошёл ходить-бродить в потёмках по терему. Бродил-бродил, да на двор и выбрел, только там мороз оказался, а не праздник. Тут Диван-Царевич с расстройства и проснулся. А как проснулся, принялся пуще прежнего Новый год ждать. Ждал-ждал, уж двух индюшек съел, медовухи соответственно званию отпробовал, а Нового года всё нет. Может, замешкался где, а может, заблудился.

Время нынче такое – многие заблуждаются.

Говорила ему жена – царевна Несметана (спасибо родителям за имячко):

– Ну, что ты надулся, как мышь на сундук? Рано ещё…

Только что толку, если охота пуще неволи, пуще прежнего, пуще горькой редьки и пуще чего-то там, кроме перечисленного. Не дослушал жену Диван-Царевич, потому что царевна и не договорила – махнула рукой да пошла почивать далее.

И царевич не стал долго кручиниться – решил сам идти-ехать праздник встречать. Сел на Богатырского коня, своего-то у него не было (его ещё позапрошлым годом Скверный волк съел). А тут богатырь в гости, не подумав, заехал, на Богатырском коне в яблоках, вот царевич его коня и оседлал. Простился мысленно с супругой своей суженой – пересуженой и отправился навстречу Новому году (судьба, значит, такая).

Ехал-ехал, вдруг вспомнил, что что-то забыл. Развернулся лицом к родной сторонушке, глядь, ан нет уж дороги назад – всё быльём поросло хвойной породы.

Тут из леса с одной стороны добры молодцы выбежали, добрые-добрые, а с другой стороны красны девицы, красные-красные. Ёлками машут, видно по всему, что поздравлять друг друга собираются, может быть, даже с праздником (праздники они без ущерба для здоровья хуже будней – время прошло, а вспомнить нечего).

Почуяли конь с Диваном-Царевичем разудалую и многообещающую атмосферу, стали назад-вперед поворачивать.