Смотрю вокруг. Долго смотрю, не очень понимаю, что же мне надо и что я хочу сделать…

Мне не страшно, просто какой-то шок и отупление.

Вижу развороченное и покинутое соколиное гнездо в трещине скалы, внизу справа. Я прошу у Соколов прощения и помощи…

В трехстах метрах от меня, из-за скалы, валит чёрный дым. Там слышатся голоса, и оттуда ветер нагоняет на меня волны пластиковой гари и вони. Там бомжи обжигают кабель, чтобы сдать алюминий, или медь, на бухло.

Несколько раз, бегая по карьеру, вляпывался, в разных местах, в чёрные мазутные пятна их костров, с оплавленными вязкими комками, спеченного пластика.

– По-мо-ги-те, му-жи-ки!

Дребезжащая, звоном пульса, зловещая тишина…

Я слушаю её, втягиваюсь в неё…

Веселая болтовня из-за горы!

– Мужики, помогите!!!

Я ору что есть духа. Мой крик дробится эхом по скалам и слабея вязнет и заглушается лесом. Теперь я понимаю, что они далеко от уступа, может в километре, может и больше. Просто ветер дует от них вдоль ущелья, и гонит на меня голоса и дым.

Он валит из-за уступа, вдоль скал, плотный, гадкий, черными хлопьями, как снег в аду.

Ощущение, будто бомжи жгут свою дрянь, прямо подо мной.

Я вишУ и не понимаю ничего.

Но уже осознал – примитивный дебилизм своей ошибки.

Но я не могу её исправить!

Злобно достаю нож. Мысль простая – отковырять рукав и протолкнуть его вверх. Вместе с веревкой через отверстие восьмёрки.

Сперва эта идея мне нравится, но потом понимаю, что рукав плотно обтянул руку, как бревно презервативом! А нож, из-за работы по камням и глине, тупой, как тренировочный!

Пытаюсь влезть внутрь восьмерки и отделить ткань от верёвки. Это нереально – всё перепутано и диффузировано. Смотрю на бессмысленный нож и метаю его в скалу. Каменными искрами сыплет от него, он падает и мотается ниже меня на репшнуре.

Вот сейчас я жалею, что лазаю там, где никого нет!

Сколько я вишУ – не знаю. Немеют под обвязкой ноги. Помню, что в половине второго дня, после подъёма на скалу, пил чай. Это отчетливо вспомнилось…

Солнце уже заваливается за сосны на скалах.

На рельефе стены, вдруг, разобрал картинку из учебника по альпинизму: «прусик» и педалька. Какая-то иллюзия, или стрессовая интенсификация памяти. Такое просветление бывает, иногда на экзамене, но при условии, что когда-то, что-то учил…

Я смог бы разгрузить «спусковуху», схватившись выше восьмерки и выдернуть клоунский рукав!

Но у меня нет с собой достаточного куска репшнура! А «прус» я кинул на рюкзак.

Хватаюсь правой рукой, как можно выше «восьмерки», подтягиваюсь на одной правой руке, даже накручиваю пол-оборота на кулак и отчаянно трясу левой.

Кричу, матерюсь!!!

Рукав вылетает из алюминиевого кольца, и я, неожиданно, начинаю уползать, ускоряясь, вниз.

Верёвка свободна, а силы израсходованы на борьбу со спусковым устройством и подтягиванием! Правая рука, хоть и в перчатке, но резко протравливает верёвку. Левая освобождённая спешит на верёвку, помогать правой. Мне показалось, что схватился за раскаленный, скользкий, стальной прут…

Остановился! Захлестываю верёвку правой ногой, изнутри-наружу. Она ложится сверху на стопу, придавливаю её левой. Выжимаюсь ногами вверх. Завожу правую руку за спину, рука ищет нисходящую верёвку, (в этот момент сводит мышцы плеча), сквозь боль, находит, заводит через спину на правое бедро, чтобы сильнее тормозить (спуск гимнастическим способом). Зажимать верёвку обожженной ладонью нету сил. Хэбэшная перчатка протерлась до кожи, пока скользил и тормозил, сжать ладонь – почти не могу.

Теперь двигаюсь хорошо, стабильно. Ноги упираются в скалу. Уже лучше, считай на земле. Еще двенадцать-четырнадцать метров, и я дома.