Тут уже весь паб загудел, да так громко, как не гудел даже до прихода Кейси. Бедняга Доннелли сидел ни жив ни мертв: шутка ли, лишиться целого состояния! У него перед носом уже выстроилась армия кружек с элем от сочувствующих, да возле стула стоял обещанный бочонок, но ни капли не лезло ему в горло.

И с того самого дня Кейси стал все реже заходить в паб «Кобыла и Трилистник», а если и заходил, то зарекся рассказывать небылицы про эльфов и лепреконов. Он больше слушал и только усмехался, когда кто-то начинал хвалиться, как чуть было не поймал лепрекона. Уж кто-то, а Кейси Доннелли узнал, что с маленьким народцем шутки плохи.

Келли О’Доэрти была чудо как хороша, и когда она проходила мимо, уж вам-то было на что поглядеть! Волосы у нее полыхали словно пламя, глаза были как два огромных изумруда, а возле вздернутого носика была россыпь веснушек. Келли задорнее всех плясала на праздниках, лучше всех вела хозяйство и в целом слыла лучшей невестой в округе. Уж сколько парней с ног сбилось, стараясь привлечь ее внимание, и не сосчитать, а только вот Финн Маккенна был самым упорным из них. Он поднимался раньше всех на рассвете, чтобы к пробуждению Келли на окне ее домика стоял букет цветов с утренней росой, провожал ее по вечерам, чтобы к ней не прицепилась никакая нечисть, и уж в целом обхаживал так, что хоть завтра бери и выходи за него замуж. Однако Келли прославилась не только небывалой красотой, но и дурным, вздорным характером. Над всеми ухаживаниями своих воздыхателей она только посмеивалась, а однажды и вовсе сказала такое, что, как ни крути, а выполнить ну никак нельзя:

– Кто хочет моей руки, – громко заявила Келли, сидя в трактире в самом центре их небольшого городка, – тот пусть сделает так, что мой дубовый стол зацветет трилистником! И тогда без промедления стану я женой этого человека.

Лица у всех ее ухажеров тотчас сделались такими, словно они хлебнули вместо эля кислого уксуса. Один только Финн не смутился, а подошел к ней вплотную, совсем близко, и прищурил глаза:

– И ты даешь свое слово, что сдержишь обещание и выйдешь за того, кто заставит дубовый стол зацвести клевером?

– Даю слово, Финн Маккенна, – засмеялась Келли, – что буду женой того, кто исполнит мое желание.

Тут уж все в трактире разом захохотали: виданное ли дело – заставить сухое дерево цвести!

А Финн, ничего не говоря, вышел из трактира, хлопнув дверью, и направился к старой кузнице на отшибе.

В кузнице этой работал его лучший друг и советчик Патрик Фланаган, который был горазд работать и руками и головой. Увидев спешно идущего к нему Финна, Патрик обтер громадные ручищи о кожаный передник и приветственно помахал ему:

– Эгей, Финн! – прогудел кузнец- Сдалась твоя красотка или придумала новую отговорку?

Финн молча проследовал в самый угол кузницы, опустился на колченогий табурет и достал из-за пазухи флягу, а потом сделал жадный глоток. Кузнец почтительно наблюдал за этим обрядом, а потом сел рядом и налил себе из небольшого бочонка кружечку пива.

– Допекает она тебя, – снова прогудел он и хлопнул Финна по плечу.– Но ты молодец! Не опускаешь руки. На вот, хлебни. Жена варила.

И он протянул Финну огромную кружку, до краев наполненную янтарным пивом.

– Эх, дружище Патрик, – ответил ему Финн, – мне сейчас не то что твоего пива, мне сейчас ничего не хочется, а только взять и удавиться. Сказать тебе, что взбрело в ее прекрасную рыжую головку? Заставь, говорит, дубовый стол зацвести трилистником!

Тут уж Патрик закашлялся и кашлял так громко и так натужно, что Финн все ладони отбил, пока хлопал его по спине. От такого расстройства кузнец налил и себе, и другу еще по кружечке пива и крепко задумался.