Жалко терять.

А на другой стороне…

Бог был терпелив и ждал.

«Да, – сказал Вязирка, – я хочу быть твоим голосом, Бог».

И кто-то невидимый мягко коснулся его темени.

«Тогда поспи, Вязир, – сказал Бог. – Аль-куддуш встает рано».

«Да, Бог».

Вязирка забрался в треснувший ствол чинара, разгладил старое одеяло, на котором спал еще Саттарбаш, и мгновенно уснул. Во сне ему снились золотистые патыры, которые плыли куда-то по воздуху.

– Вязир!

Вязирка почувствовал, что его тащат, схватив за штанину шавара. Он улыбнулся. Солнце еще только-только собиралось показаться из-за горизонта, и небо имело зеленоватый оттенок, живущий всего несколько мгновений.

Редкий момент.

Красота.

– Вязир! Что ты здесь делаешь? – навис над Вязиркой Камаль.

Лицо его не было злым, скорее, он был удивлен и раздосадован. Вязирке открылось, что Камаль хотел попробовать сесть на место Саттарбаша, пока никто не видит. Ночь не спал, переживал, сердился на самого себя.

Хороший человек.

– Вязир! Ты меня слышишь? – спросил Камаль.

– Да, – сказал Вязирка.

Вокруг него все звенело и текло. Он видел насекомых и тонкие ниточки их движений, чувствовал их крохотное тепло, ощущал чинар, токи в могучем теле дерева и птиц, обживающих его крону, холм ластился к ладони, земля, многочисленные ростки напоминали о себе, легкий ветерок доносил трепет воды с аррыков и озера, новости, далекие голоса и звуки. От аяла, раскинувшегося в отдалении, тянулись к нему ростки человеческих душ, и Вязирка видел их всех, как видел смущенную душу друга Камаля.

– Вязир, зачем ты забрался в чинар? – спросил Камаль.

Вязирка улыбнулся.

– Поспать, друг мой.

Камаль открыл рот, хотел что-то сказать и осекся. Вместо этого он пристально всмотрелся в Вязира.

– Вязир…

– Да.

– Ты изменился, – сказал Камаль.

Вязирка кивнул, устраиваясь на своем месте.

– Да, друг Камаль. Все меняется. Но это к лучшему.

Камаль прищурился. Показавшееся солнце мешало ему.

– Ты, э-э… ты, кажется, постарел.

Вязирка пожал плечами. Он подобрал под себя ноги, расправил полы ханыка и мягким жестом попросил друга сесть напротив.

– Что тебя гложет, друг Камаль?

– Я…

Камаль сел. Солнце взошло, взобралось на выцветающее небо, осветив вытоптанный пятачок перед чинаром, погашенное кострище, забытые скамейки и покрывала поодаль. Тени от листьев испятнали ствол дерева.

– Вязир, ты… – Камаль качнул головой. – Неужели теперь ты… Как у тебя получилось? Никому не удалось, а тебе…

– Это не давало тебе спать, друг мой?

– Нет, я пришел… Но я вижу, что зря пришел.

– Не зря, – сказал Вязир. – Наклонись.

Он поднял ладонь.

– Ты как Саттарбаш, – прошептал Камаль.

Соглашаясь, Вязирка прикрыл глаза. Он видел друга, как никогда раньше. Видел его смятение и неуверенность, ощущал боль в его колене, слышал его спутанные мысли, движение крови и биение сердца.

– Ну же, друг мой.

– Да.

Камаль наклонился и коснулся лбом ладони. Вязирка улыбнулся, чуть склонил голову. Тепло с его руки потекло светлыми ручейками. Была тревога – и вот ее почти нет. Была горечь ночного отказа – и ушла.

– Как ты, друг мой?

– Хорошо.

Вязирка подержал ладонь еще немного, исцеляя колено, и убрал. Камаль медленно разогнулся, выпрямился. Вязирка видел его свет.

– Я…

– В полдень пусть придет Хорсан, – сказал Вязирка. – А эмир после.

– Да, аль-куддуш.

Камаль поклонился и поднялся.

– Для остальных я все время здесь, – сказал Вязирка.

– Я сообщу людям.

– И, друг мой…

– Да? – обернулся Камаль.

Вязирка смотрел на него и видел весь его жизненный путь, видел, как взрослеет Гиннук, как женится, как у него появляются свои дети, два сына, и как Камаль прогоняет их, когда они начинают бросаться в Вязирку, дремлющего под чинаром, дынными корками. Смешные, смешные ребята. Видел он также Джабни, пришедшую к нему с мужем, как для благословения, это было грустно, но совсем чуть-чуть. Видел жизнь в аяле и много дальше, видел пустыни и города, рождения и смерти, зло и добро, печаль и радость. Он понимал, что может поправить, а что должно идти своим чередом.