Я вытащил плащ из чемодана, сложил в четыре раза, чтобы добавить самодельному матрасу дополнительных слоев. Берт с интересом наблюдал за мной, но ничего не сказал. Он разложил на полу пару пальто и шерстяных свитеров. У меня голова кружилась от усталости, и приглушенные разговоры военных в соседнем вагоне почти убаюкивали. Я свернулся на атласном плаще, закутавшись в шинель, и уснул за считаные секунды.

Когда я проснулся, поезд уже двигался, но, наверное, медленно, поскольку не слышно было стука колес, а вагон легко покачивался. Солнечный свет лился через маленькое окошко в противоположной стенке. Мой спутник Берт пододвинул туда стул и смотрел на дорогу.

К нам присоединился начальник состава – le chef de train. Он был одет в темную куртку и шапку и сидел на табуретке в дальнем углу вагона, не обращая на нас никакого внимания и тоже уставившись в окошко рядом с собой. Меня впечатлили его густые висячие усы. Он заметил, что я проснулся, и приветствовал взмахом руки. Я поздоровался:

– Bonjour! Добрый день!

– Bonjour, monsieur! Добрый день, месье!

Эта беседа более или менее исчерпала мои познания во французском, поэтому, не желая показаться недружелюбным, я по-товарищески кивнул ему, встал, одернул одежду и направился к Берту. Тот приветствовал меня в своей привычной неформально-дружелюбной манере и сообщил, что ефрейтор заглядывал чуть раньше и пообещал, что еда на подходе. Он также указал на кабинку в углу вагона и сказал, что там можно найти удобства.

Ощущение физического облегчения, которое последовало незамедлительно, лишь незначительно подпортило примитивное обустройство туалета: просто круглая дыра в полу прямо над путевыми шпалами, которые медленно двигались под брюхом поезда, а по ним скользили под углом лучи низкого утреннего солнца. Тем не менее над голой раковиной торчал кран с холодной водой, и я был счастлив помыть лицо и руки, пусть и без полотенца.

Когда я вернулся в нашу клетку, стряхивая капли с ладоней, в узкой двери, соединявшей наш вагон со следующим, скорее всего через открытый переход, появился ефрейтор.

– Доброе утро, господа, – вежливо сказал он. – Капитан Уэллс, лейтенант Трент! – Он отдал честь. – Я решил, что вы не откажетесь съесть старой доброй английской говядинки, чтобы как-то скоротать день. Все оплачено из средств его величества. – Он нес две открытые банки с мясом, завернутые в тряпицу, которые поставил перед нами. – Мы сделаем остановку чуть позже, чтобы ребята отдохнули. Тогда вас и всех остальных ждет кружка чая и что-нибудь горячее. Разумеется, и глоток рома, раз уж вы морские офицеры, господа.

Я был рад, что нам предлагают что-то кроме багета, но мы доели и все остатки и сейчас сидели с Бертом бок о бок в нашей клетке.

Потом, вытирая рот, Берт сказал:

– Капитан-лейтенант Трент, да?

Я подтвердил.

– Том Трент? Томас Трент? Звучит знакомо. Я мог где-то слышать ваше имя?

– Могли, – сказал я, все еще желая проявить осторожность. – Я получил широкую известность под именем Томас Трент.

– Припоминаю…

– Слушайте, я не думаю, что нам нужно говорить слишком открыто…

– Вы беспокоитесь о нашем друге вон там… – Берт повернулся и приветствовал начальника поезда быстрым взмахом руки. – Я пытался поболтать с ним, пока вы не проснулись, и пришел к выводу, что его познания в английском примерно те же, что и у вас во французском. А то и меньше.

– Вряд ли это возможно, – заметил я.

– Сомневаюсь. А теперь, капитан-лейтенант Томми Трент, я не из тех людей, кто любит скрытность. Правда, и не излишне любопытен. Если я правильно оценил вас, то вы чувствуете примерно то же самое. Но думаю, нам есть что узнать друг о друге.